Сёстры Строгалевы (сборник)

Раскрыла Феня сундук, достала, оттуда два чёрных шёлковых платья, вымененных ещё бабкой у цыган за шкурки. Одно платье одела на себя, а другое завернула в узел. Туда же в узел сложила пачку денег, старинные цыганские туфли на высоких каблуках и белье. Затем одела полушубок и обмотала голову платком. Бежать решила ночью. А чтобы не так страшно было, запаслась отцовским тонким острым ножом с костяной жёлтой рукояткой. Собравшись, сидела под окном в ожидании темноты. Но едва деревья опушки тайги начали сливаться в одну тёмную полосу, за окном со двора всё затянуло дымом. Она выбежала на улицу. Горел хлев, пристроенный к избе. «Подожгли», — пронеслось у неё в мозгу. Но не испугалась Феня. Через огород пробежала к лесу и стала за деревьями. Никто не бежал тушить пожар, будто соседние избы пустовали. Когда же огонь с хлева уже перебрался на крышу избы и половина её заполыхала, на дороге показались бегущие люди. Впереди всех бежал старик Прохоров. Минут тридцать спустя хлев был развален и горящие брёвна растащены в сторону. Крышу на избе и потолок тоже разломали, не дав огню охватить стены. Прижимая узелок к груди, Феня смотрела на копошащихся людей. И только когда они потащили в разные стороны охапки шкурок, теряя их на бегу, поняла она, для чего был сделан поджог. Бежать и отнимать шкурки? Ну их ко всем чертям! Фене сделалось как-то свободнее и веселее. Она махнула рукой, будто прощаясь с кем-то, повернулась и зашагала в тайгу. Пересекла поляну, вышла на дорогу и, сжимая рукоять ножа, двинула в Строгалево. Придя туда под утро, она заглянула к Клавдии Петровне. Охлопков эту ночь не ночевал дома. Он ездил в Подкаменную и задержался.

— Господи! Фенька, это ты такая стала?! — произнесла Клавдия Петровна, когда Феня разделась и осталась в одном чёрном платье.

Точно такой видела когда-то во сне свою бабку Клавдия Петровна. Только Феня ростом повыше удалась и казалась ещё тоньше.

Сёстры обнялись и поплакали. Жили-то, считай, рядом, а сколько не виделись! Феня рассказала о смерти стариков, о том, как избу их подожгли и растащили шкурки.

— Что ж, до последнего дня сердиты на нас были родители, не простили? — спрашивала Клавдия Петровна.

— Где там простили! Поди, ещё злее сделались.

— Ну бог с ними, — вздохнула Клавдия Петровна.

То, что растащили шкурки, не произвело на неё впечатления. Решили, что Феня будет жить в избе Клавдии Петровны. Места много. Поживёт, осмотрится, а там куда хочет пойдёт работать: либо на ферму, либо к геологам. Но уже на следующее утро планы изменились. Вечером приехал из Подкаменной Константин Николаевич. И в этот вечер впервые испуганно вздрогнуло и заколотилось сердце у Клавдии Петровны, когда заметила она, как поглядывает Охлопков на Феню, когда та выходила в другую комнату. Смотрел удивлённо Константин Николаевич, не скрывая восхищения и покачивая головой.

И утром следующего дня, проводив Охлопкова на работу, Клавдия Петровна порылась в сундуке, достала оттуда два платья, подаренных ей ещё первым мужем, подала их Фене и плача попросила, чтобы та ушла жить к Ольге.

— Почему, Клавушка? — спрашивала Феня, глядя на бегущие по щекам Клавдии слёзы.

— Ах, не спрашивай, — целуя сестру, говорила Клавдия Петровна, — уж очень ты красива, Феня… Господи, что я говорю… Только не сердись.

Феня, должно быть, догадалась, чего опасается сестра, посмеялась, обозвала Клавдию дурой и ушла к Ольге.

После посещения Томилова Ольга забеременела. Она всегда была спокойнее своих горячих сестёр. А перед тем как забеременеть, совсем была тиха. Мужа чего-то побаивалась, хотя Фёдор был смирным и никогда даже не замахивался на неё. Фёдор очень хотел иметь ребёнка, но сколько лет прожили — всё было напрасно. И он чаще уходил с отрядом в тайгу недели на две-три. Теперь же, узнав от жены новость, повеселел. И Ольга сделалась резвее, ласковее. Получалось так, будго они недавно только поженились и живут заново.

Силантьевна разносила слух по деревне:

— Китайской травки попила Ольгушка да две ночи подряд с колен не поднималась, господу молилась, вот и помог ей. Уж теперь-то пойдёт рожать. Дай господи ей мальчонку родить.

Наладилась жизнь у старшей сестры, а у средней получилось иначе. С того самого дня, как спровадила Клавдия Петровна Феню к Ольге, закрался ей в душу самый настоящий страх, от которого она никак не могла избавиться. Главное — не знала, отчего ей порой так страшно становится. Вдруг нахлынет какое-то страшное чувство, которое заставит поджать губы, руки опустить, и Клавдия Петровна будто прислушивается к чему— то. На ферме в то время она не работала. Совхоз продал на Алтай с их фермы молочных коров. Себе оставили молодняк. И пока он не подрос, работы было мало. Клавдия Петровна и возилась с детишками да по хозяйству.