Сипстрасси

При виде всадника сердце Донны Тейбард оборвалось, но все же, подавляя панический страх, она сняла со стены тяжелый арбалет. Вставив ногу в бронзовое стремя, попыталась оттянуть тетиву, но у нее не хватило сил.

— Помоги мне, Эрик!

Мальчик подбежал к ней, и вместе они оттянули тетиву на место. Донна вложила стрелу в желоб и вышла на крыльцо. Всадник остановился шагах в двадцати от дома, и страх Донны пробудился с прежней силой, когда она рассмотрела худое лицо и глубоко посаженные глаза в тени широкополой шляпы. Ей не довелось увидеть хотя бы одного разбойника, но спроси ее кто‑нибудь, как, по ее мнению, они выглядят, она описала бы именно такое порождение ее кошмаров.

Донна подняла арбалет и уперла тяжелый приклад в бедро.

— Уезжай! — крикнула она. — Я сказала Флетчеру, что мы останемся тут. И я не дам выгнать нас.

Всадник еще несколько секунд неподвижно смотрел на нее, потом снял шляпу. В его черных длинных до плеч волосах поблескивала седина, а борода была у подбородка совсем белой.

— Я странник, госпожа, и не знаю этого Флетчера. Я не ищу причинить тебе зла. Просто до меня донесся запах грудинки, и я хотел бы купить кусок. У меня есть обменные монеты и…

— Убирайся! — снова крикнула она. Арбалет чуть не вырвался из ее рук, и она задела ладонью спуск. Стрела взвилась в воздух, пролетела над всадником и упала у ограды загона. Шэнноу повернул мерина туда, спешился и поднял стрелу. Оставив мерина у ограды, он неторопливо пошел к дому.

Донна выронила арбалет и прижала Эрика к себе. Мальчик дрожал всем телом, но крепко сжимал в руке длинный кухонный нож. Донна взяла у него нож, не спуская глаз с непрошеного гостя. Он на ходу снял тяжелую кожаную куртку и перекинул ее через руку. Вот тут она и увидела тяжелые пистолеты на его поясе.

— Не убивай моего сына! — прошептала она.

— К счастью, госпожа, я говорил чистую правду и не намерен причинять вам зло. Ты не продашь мне кусок грудинки? — Он поднял арбалет, оттянул тетиву и вложил стрелу в желоб. — Может, тебе будет спокойнее с ним в руках?

— Ты, правда, не комитетчик?

— Я чужой в этих местах.

— Мы как раз собирались ужинать. Потрапезничаешь с нами?

Шэнноу преклонил колено перед мальчиком.

— Могу я войти? — спросил он.

— А я могу тебе помешать? — с горечью отозвался мальчик.

— Скажи только одно слово.

— Правда?

— У меня много недостатков, но я не лжец.

— Тогда можешь войти, — сказал мальчик, и Шэнноу направился к крыльцу, а мальчик поплелся за ним. Он поднялся по ступенькам и вошел в прохладную комнату, просторную, приятных пропорций. На белом каменном основании стояла печка с чугунной духовкой, а в центре комнаты красовался стол, покрытый искусной резьбой. В деревянном буфете у стены хранились глиняные тарелки и кружки.

— Стол сделал мой отец, — сообщил мальчик. — Он искусный плотник, лучший в Ривердейле, и работы у него хоть отбавляй. Кресло тоже он сделал и шкуры сам выдубил.

Шэнноу притворился будто любуется глубоким кожаным креслом возле печки, но его глаза следили за движениями тоненькой блондинки, хлопотавшей у духовки.

— Благодарю вас за то, что вы впустили меня под свой кров, — сказал Шэнноу с некоторой торжественностью.

Женщина улыбнулась в первый раз и вытерла ладонь о холщовый передник.

— Я Донна Тейбард, — сказала она, протягивая ему руку.

Он взял ее и прикоснулся губами к пальцам.

— А я Йон Шэнноу, госпожа. Странник в чужом краю.

— Ну так добро пожаловать, Йон Шэнноу! К грудинке у нас найдется немного картошки и мяты. Ужин будет готов через час.

Шэнноу подошел к двери, в которую были вделаны колышки, расстегнул пояс с кобурами и повесил рядом со своей курткой. Обернувшись, он вновь увидел страх в ее глазах.

— Не тревожьтесь, фрей Тейбард. Странник должен защищать себя. Но я сказал правду, и мое слово тверже железа, хотя, конечно, люди бывают разные.

— В Ривердейле, мистер Шэнноу, пистолеты — редкость. Это была… мирная земля. Если хотите помыться перед едой, так колодец с насосом позади дома.

— У вас есть топор, госпожа?

— Да. В сарае.

— Ну так я отработаю свой ужин. С вашего позволения…

Он вышел в сгущающиеся сумерки, расседлал мерина и запер его в загоне с тремя лошадьми, затем отнес седло и сумки на крыльцо, взял топор и почти час колол дрова, после чего разделся до пояса и вымылся под насосом. Когда Донна Тейбард позвала его в дом, уже взошла луна. Мать и сын сидели у конца стола. Тарелка для него стояла у другого конца, напротив печки. Он перенес ее так, чтобы сесть лицом к двери.

— Могу я сказать слово благодарности, фрей Тейбард? — спросил Шэнноу, когда она начала накладывать еду на его тарелку. Она кивнула. — Господь Воинств, прими нашу благодарность за этот ужин. Благослови дом сей и тех, кто проводит в нем свои дни. Аминь.

— Вы придерживаетесь старого обычая, мистер Шэнноу? — спросила Донна, протягивая ему солонку.

— Старого? Для меня он новый, фрей Тейбард. Хотя правда, он старше всего, что сохраняется в памяти человеческой и остается непостижимой тайной в нашем мире разбитых упований.