Сирень

— Им не нужно говорить мне, что ты запретила им видеться со мной, мама. Зачем им это? Я знаю тебя. Более того, я знаю их.

— Брэкстон, я сделала то, что было лучше для тебя, и я не буду за это извиняться.

— Нет. Ты сделала то, что было лучше для тебя. Если бы речь шла обо мне и поддержке, в которой я так сильно нуждалась, то это перевесило бы твой комфорт.

Было ясно, что все точки соприкосновения, которые они нашли за последние полторы недели, закончились.

— Ты ясно дала понять, как относишься к моему выбору, Брэкстон, но если тебе не нужно извиняться за то, какая ты, почему должна я?

Брэкстон кивнула в знак согласия, а затем дополнила одну истину другой:

— Вот именно. Это был твой выбор. Я никогда не пыталась навязать тебе свои идеи, и я никогда не подвергала тебя остракизму за то, что ты думаешь иначе, чем я.

— Это то, как ты называешь воспитывать и защищать тебя?

— Я уже взрослая, мам. Какое у тебя оправдание? — сухо спросила ее Брэкстон.

— Ты сказала своей сестре убить невинную жизнь, когда это идет вразрез со всем, чему мы учили вас обеих. Это мое оправдание.

— Мама, — Брэкстон закрыла глаза и держала их закрытыми. — В последний раз повторяю, я никогда не говорила Розали делать аборт. Она знала, чего хотела, еще до того, как пришла ко мне. Я не вкладывала эти мысли в ее голову и не вкладывала эти слова в ее уста. Она произнесла их сама. Моим единственным преступлением было то, что я предложила быть рядом с ней, несмотря ни на что, — ее глаза открылись, и они встретились со взглядом матери. — То, что, как мы обе знаем, тебе не удастся.

— Розали еще ребенок. Она не понимала, что говорит.

— Я рассматривала такую возможность, — сказала ей Брэкстон, снова кивая. — Поэтому, я убедилась, что ни черта не приукрасила, и знаешь что, мам? Розали никогда не колебалась. Ни разу. Потому что она не хотела быть женой и матерью. Она хотела остаться ребенком. Она хотела повзрослеть в свое время. Она хотела получить шанс найти себя, — моя малышка бросила на свою мать испепеляющий взгляд. — Очевидно, последствия аборта пугали ее не так сильно, как тебя.

Брэкстон встала с инвалидного кресла на дрожащих ногах, но когда мы двинулись вперед, чтобы помочь ей, она бросила на нас взгляд, призывающий отступить к черту. Мы с Лореном подняли руки в знак капитуляции, когда сделали именно это.

— Так что поздравляю, мама. Твое личное мнение стоило Розали ее мечтаний, ее детства, шанса на настоящую любовь и следующих восемнадцати лет ее жизни. Но, как ты сама заметила, ты сделала свой выбор, так почему бы не сделать выбор и твоей дочери тоже?

Брэкстон пожала плечами, как будто это не имело значения, но ее глаза говорили о другом.

— Я ее мать. Это моя работа.

— Нет. Твоя работа — обеспечить ей безопасность, любовь и поддержку. И да, помочь ей найти направление. Это не твоя работа — выбирать, кто она такая, во что она верит или каким будет ее будущее. Это всегда предназначалось для Розали, чтобы она решила, когда придет время, — Брэкстон начал ковылять к нам, когда она остановилась и повернулась обратно к своей матери. — Предупреждение о спойлере — не в тринадцать.

Лорен подкрался к Брэкстон, когда она снова повернулась к нам, и поднял ее на руки, прежде чем она успела возразить. Она улыбнулась ему, и это было похоже на удар под дых.

Я скучал по этому зрелищу.

Брэкстон не потрудилась попрощаться со своей матерью, когда мы повернулись, чтобы уйти, но было ясно, что Амелия еще не закончила:

— Ты должна взять на себя хоть какую-то ответственность, Брэкстон. Это не только из-за твоего отца и меня. Если бы ты не была такой шлюхой, несмотря на все, чему мы тебя учили, ничего из этого не случилось бы с твоей сестрой. Она равнялась на тебя, и посмотри, к чему это ее привело.

Лорен медленно повернулся с Брэкстон на руках. Я тоже. Она приложила палец к его губам, прежде чем он успел что-либо сказать, а затем поцеловала их.

— Отвезите меня домой, — было все, что она сказала, прежде чем положить голову ему на грудь.

Несмотря на жестокие слова, они не изменили того факта, что Амелия пришла на помощь своей дочери, когда та больше всего в ней нуждалась. Брэкстон никогда этого не забудет. В данный момент она отплачивала своей матери за недолговечную доброту, защищая ее от нашего гнева.

Лорен направился вместе с ней к моему грузовику, а я в последний раз взглянул на Амелию Фаун. Глупо было надеяться, что я никогда больше не увижу ее задницу, но я ничего не мог с собой поделать.

— Где Джерико? — спросила Брэкстон, как только мы добрались до универсала.

Мы с Лореном посмотрели друг на друга, но никто из нас не сказал ни слова, когда он помог ей забраться на заднее сиденье, а я забрался на водительское. Взгляд Брэкстон метался между нами, пока она ждала ответа, который мы не могли заставить себя дать.

— Лорен…

Он наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в губы, прежде чем закрыть дверь у нее перед носом. Я постарался смотреть вперед, пока Лорен забирался на переднее сиденье, а затем выехал с парковки, направляясь к дому.

— Вы, ребята, оба придурки.