Сирена 2

– Ректорша разрешила тебе переночевать здесь, – догадалась Лима. "Чисто из интереса, она тоже имела на него виды?" подумала она.

– Да, в моей старой комнате, – ответил он, пробегая взглядом по ее короткому халату.

– Очень мило с ее стороны, – сухо заметила она, игнорируя его взгляд.

– Я хотел принести тебе цветы, – пропустив ее замечание мимо ушей, произнес он, – но за время моего отсутствия здесь так и не открыли цветочный магазин. – Лима кинула взгляд на лежавший на ее тумбочке нарцисс.

– Какая жалость, – ядовито ответила она. – Ты за этим пришел? Поплакаться на отсутствие возможностей?

– Я пришел извиниться. Лима, я… Мне очень стыдно, что я не сдержался ночью. Дени рассказывал мне, какой у тебя выдался тяжелый год, а я, вместо того, чтобы поддержать тебя, приласкать, причинил новую боль. – Слова звучали искренно, но Лиму это не впечатлило, и она ничего не ответила.

"Интересно, малыш Дени только это тебе рассказывал?" вскользь подумала она.

– Не молчи, Лима, – с чувством произнес он, приблизившись к ней. – Хочешь, я на колени стану и буду вымаливать прощение? Так я стану. Я не гордый. – Алекс опустился на колени и обхватив ее ноги. – В тюрьме я только и думал о тебе, – шептал он. – Боялся, что если прочти твои письма или, еще хуже, увижу тебя, то не выдержу, но я был не прав, Лима. Я все сделаю, чтобы исправить то, что сам разрушил, чтобы ты снова меня полюбила. Только дай мне шанс. – Он с мольбой поднял на нее глаза. – Дай шанс нам!

– Черт возьми, Алекс, встань, пожалуйста! – От потока слов и эмоций, обрушившихся на нее, Лима растерялась. – И перестань вести себя, как глупый мальчишка!

– Ты права, – горько усмехнулся он, поднявшись с колен. – Я веду себя, как глупый мальчишка. Но так больше не будет. Я докажу тебя, что я мужчина. Докажу, что достоин тебя.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив Лиму недоумевать.

"Я… что… дала ему зеленый свет?" ужаснулась она, приложив холодные руки к раскрасневшимся щекам. ""А впрочем, удачи!" тут же подумала она.

Звук тяжелого выдоха заставил ее обернуться. Даниэль, чьи глаза пылали огнем, стоял на подоконнике, прожигая ее неистовым взглядом.

– Ты подслушивал? – Даниэль не ответил.

Резко спрыгнув, он в два шага одолел расстояние между ними и рывком сорвал с нее халат. Вода из озера смыла большую часть синяков, оставленных страстью Алекса, но некоторые, в самых пикантных местах, все же остались.

Пламенный взгляд Даниэля скользнул по ним, и выражение его лица сменилось с яростного на изумленное. Растерянность и волнение Лимы, в свою очередь, сменились злостью.

– Что, малыш Дени, – ядовито произнесла она, – удивлен? В детстве старший брат не баловал тебя синяками, не давал затрещины за то, что ты брал его игрушки? Тебе повезло. Хотя… – Она задумчиво поднесла палец к губам. – Хотя за пользование одной игрушкой брат точно не погладит тебя по головке.

Изумление на лице Даниэля сменилось пониманием, и взгляд его погас.

– Ну, давай, малыш Дени, – по-прежнему ядовито поддела Лима, – скажи свою коронную фразу: я не знал, – перекривляла она. Ее злость плавно перетекла в ярость, и защита выстроилась в нападение. – Скажи, что не знал, каким жестким он может быть. – Голос ее перешел на повышенные тона. – Скажи, что не знал, как он порой может проявлять свою любовь. Скажи!

– Я не знал, – сквозь зубы выдавил Даниэль с таким выражением на лице, словно ему под дых дали.

– Теперь знаешь, – упавшим голосом произнесла Лима и, запахнув халат, отвернулась, чтобы он не увидел в ее глазах страх того, что он снова сейчас уйдет.

Спину обдало жаром. Легкое касание горячих рук по волосам и локтям волной разлилось по телу.

– Я принимаю твое приглашение, сирена. Слышишь!? Я поеду с тобой, куда бы ты ни ехала! Хоть на край земли!

Жар слов страстным поцелуем лег на шею, и Лима вздрогнула, но когда она обернулась, Даниэля уже и след простыл.

Затолкав в себя две сырные палочки, принесенные Ильмирой, Лима запила их водой и, сняв халат, надела висевшее на тремпеле короткое белое платье с глубоким декольте. Кинув халат в чемодан, она захлопнула его, и замки на нем громко щелкнули.

Багажа у них с Ильмирой было много, если не сказать, очень много, но на двоих соорудив заклинание, подруги с облегчением проводили взглядами плывущие вниз чемоданы.

– На одну проблему меньше, – хмыкнула Ильмира, довольно похлопав по сумке, набитой едой, которую она оставила при себе.

– Ильмира, гусеница не станет бабочкой, пока не перестанет жрать, – поучительно сказала подруге Лима.

После ухода Даниэля ей стало лучше, но, откровенно говоря, его слова не сильно ее впечатлили. Не потому что ей не хотелось в них верить, наоборот – верить ей очень хотелось, но стоило ей вспомнить, с чего началось их знакомство, с какой ненавистью он смотрел на нее, обвиняя в том, что она сломала жизнь его брату, она понимала, что призавязанность и преданность Даниэля к старшему брату могли перевесить чувства к ней, а уж она-то хорошо знала, какого это выбирать между семьей и тем, кто вполне мог оказаться в жизни временным.