Сирена

Он сменил занавески на более фривольные – женские. Боже, значит, Кейси переехала к нему. Акинли никогда бы не повесил такие по доброй воле. Он согласился, чтобы угодить девушке, даже если шторы ему не нравились, это в его стиле. Акинли, ну почему ты такой покладистый? Если здесь жила Кейси – а она, без сомнения, поселилась бы в комнате Акинли, – чем они сейчас занимаются? Вдруг я загляну в окно и увижу любимого мужчину в постели с другой женщиной? Хватит ли мне сил уйти отсюда? Простить его за то, что забыл меня, и не вцепиться ногтями в лицо Кейси?

Я сделала глубокий вдох. Надо сделать все, что в моей власти, чтобы Акинли был здоров и счастлив. С самого начала я собиралась дать ему все, что он пожелает. Если он хочет Кейси, я ее не трону.

Я осторожно заглянула в окно, и мои подозрения подтвердились. Стены были перекрашены. В темноте я не могла разглядеть их цвет. Фотографии на стене исчезли, их сменили забавные рисунки птиц и слоников. Как странно. Я ничего не понимала, пока не заметила детскую кроватку в углу.

Там спало самое маленькое, самое чудесное существо, что я когда-либо видела. Грудь девочки поднималась и опускалась. Она была прекрасна. Над кроваткой на тонких лентах свисали картонные буквы – Бекс. Видимо, сокращение от Ребекка. Прекрасное имя для ребенка, чьих родителей зовут Бен и Джулия.

Сколько же ей? Я отсчитала в голове месяцы. Значит, когда я гостила здесь, Джулия уже была беременна. Интересно, она знала? И хранила в секрете появление этой чудесной девочки?

Я понимала, что это не мой ребенок, и все же жалела об упущенном. Мы с Бекс могли бы стать лучшими друзьями, я бы присматривала за ней. А Джулия? Наверняка ей сейчас пригодилась бы помощь по дому. Может, она вспоминает обо мне и обижается, что я бросила ее в такое ответственное время.

Прости, Джулия.

Я долго смотрела на Бекс, пытаясь навсегда запомнить крохотное, милое личико. Затем, налюбовавшись, отправилась искать Акинли.

Скорее всего, это он смотрит телевизор в гостиной, так что надо как-то подобраться к высоким окнам. Спустившись на крыльцо, я заглянула в гостевую комнату и обнаружила там вещи Акинли. Конечно, он переехал туда. Но по дороге сюда меня одолела тревога, и я просто радовалась, что он никуда не делся. И к счастью, Кейси здесь вроде тоже не было.

На кровати лежало синее удобное покрывало Акинли. Постель он оставил неприбранной. На вбитых в стены гвоздях висели его бейсбольные кепки – коллекция выглядела небрежнее, чем когда они размещались наверху. На полу у корзины для грязного белья валялась одежда, словно он кидал ее издалека и каждый раз промахивался. На комоде лежала кучка вынутых из карманов вещей: бумажник, ключи и мелочь. Рядом блестящий, сложенный пополам лист бумаги. Он походил на инструкцию к какой-то технике. Что бы это ни было, Акинли явно постоянно носил его с собой. Края потемнели от грязи, а сгиб протерся до дыр. Мне показалось, что кое-где бумага склеена скотчем.

Дверь в комнату была приоткрыта, в нее лилось свечение телевизора. Наверняка он там, так что я принялась ждать. Я сгорала от нетерпения и с трудом заставляла себя не подскакивать на месте – крыльцо предательски скрипело. Со второго этажа не доносилось ни звука, двор соседского дома стоял пустым. Вокруг царила тишина. Никто не знал, что я здесь. Ночь стояла безлунной, и я полностью сливалась с темно-синим небом.

Когда Акинли решил лечь спать, часы на ночном столике показывали два часа ночи. Экран телевизора погас, и я пригнулась, чтобы Акинли не заметил меня, входя в комнату. Мою комнату. В раздвинутых занавесках зажегся свет. Я осторожно подняла голову над подоконником и возблагодарила судьбу за царящую на улице темноту. Акинли стоял у комода, ко мне спиной. Мне показалось, что он наводит порядок. Затем взял в руки блестящий лист и принялся читать. Видимо, текст был долгий – он занял несколько минут. Потом Акинли отложил лист и начал готовиться ко сну.

Я виновато, но в то же время возбужденно наблюдала, как он раздевается до трусов. Не менее волнующе, чем носить их самой. Акинли был прекрасен. Мышцы на спине двигались, и я затосковала по утраченной возможности ощутить их под своими руками. Он явно давно не стригся. Мне понравилась его отросшая прическа. Акинли шли длинные волосы.

Под кожей разгорелось голодное тепло. Так женщина хочет мужчину. Но не любого – своего. Я понимала, что не могу считать Акинли своим, но желание жгло и не давало покоя. Не думала, что смогу о нем забыть, пока Акинли не повернулся ко мне лицом.

На меня смотрела пустота. Почти такая же, какую я порой ощущала внутри. Акинли отрастил щетину, отчего выглядел несколько устрашающе. Если бы я его не знала, то могла испугаться. Он выглядел усталым и осунувшимся, словно последнее время плохо спал. И он похудел. Красота не исчезла, но я видела, что он сломлен. Ему не требовалось ничего говорить. Я понимала его так же, как он понимал меня. Он страдал, причем сильно. Что довело его до такого состояния?