Слишком много книг, слишком много прочитано. Ничто больше мне не интересно, и вино стучит в висках.
Я пойду туда. Я не в лучшей форме, но я пойду. Вновь пережить воспоминание, попробовать напитаться им, почтить Пас на свой лад. Хотелось бы мне, чтобы какой-нибудь бог меня услышал. Пусть она поговорит со мной. Я подыхаю от ее молчания.
Последний этап паломничества перед возвращением статуи: снова увидеть грот.
Спасение на водах
Я с трудом плыву кролем вдоль скал. Плыву уже полчаса. Пытаюсь найти место, но пока тщетно. Все дальше и дальше. Вдали яхты с пустыми палубами похожи на корабли-призраки. От молчания моря у меня щемит сердце.
Мне кажется, что температура воды упала. Я, должно быть, совсем близко. Поднимаю глаза и, проморгавшись от пены, различаю ручеек пресной воды, змеящийся по скале, а потом, пятнадцатью метрами дальше, вход в форме челюсти. Он как будто в самом деле хочет заглотить море или того, кто из него придет. Я опираюсь на скалу, обессиленный. Раскаленный камень под ладонью чуть взбадривает меня. Глубоко вдохнув, скрываюсь под водой. И встаю на ноги во внутреннем водоеме, залитый, как шесть лет назад, тем же нереальным светом. Что-то мягкое касается моей руки. Это морской конек, он плывет вертикально, выпятив грудь и покачивая плавниками, образующими как бы трепещущий воротничок. Знак? Его хвост цепляется за мой палец, который он принимает за водоросль, да так я и сам представляю себя сейчас. Зеленой водорослью, годной разве что высохнуть и послужить удобрением тем, кто живее меня. Маленький пляж на месте, полукружие гладкой гальки, ее белизну поглощает сумрак в глубине грота. Вода мне по пояс, я осторожно ступаю по скользким камням, взбираюсь, вернее, заползаю на них и ложусь. В самом деле, не надо было мне столько пить. Я смотрю на свод. Снова проступают формы в обработанном эрозией камне. Я вижу новые фигуры, старика, нимф с разметавшимися волосами, скипетр или трезубец.
Это храм, наш храм, и я пришел сюда принести последнюю жертву.
В древние времена приходили со стадом баранов с черной кровью.
Я же пришел с одними только воспоминаниями.
И с моим телом, уставшим жить без нее.
Я пришел позвать ее.
Пусть она поговорит со мной.
Я вспоминаю «Одиссею» и сошествие Улисса в ад. Он стоит у врат обители мертвых, и они сами приходят к нему. Он совершил все нужные возлияния, принес смешанное с медом молоко, сладкое вино, воду и ячменную муку. Пролил кровь жертвенных животных. Сделал все, как велела ему колдунья Цирцея. Увы, когда он хочет обнять своих близких, те, даже его мать, ускользают от его объятий:
Пусть солжет «Одиссея». Пусть из моих рук тень не ускользнет. Не надо было мне столько пить. Я лежу. Прислушиваюсь. Звуки волшебны. Тяжелый прибой позади, в щели, ведущей на другой пляж. Я хочу остаться на этом, где мы занимались любовью, ведь для меня он все еще полон ее присутствием.
Пусть скажет мне, ушла ли она от нас навсегда или рассчитывала вернуться. Пусть скажет мне это. И пусть простит меня, если я заставил ее страдать. Лишь бы знать, раз и навсегда.
Я закрываю глаза. Вижу выражение ее лица, огонек вызова в глазах, которые из-за темных бровей смотрели порой еще жестче. изгиб ее спины и ягодиц. Слышу ее акцент, ее запах смуглянки. Пейзаж, долины, холмы и каньоны, колыхание ее выгнувшегося тела.
Мое же тело благосклонно отвечает на этот зов памяти, воображения.
Ее мокрый рот на моих губах, на шее. Наши напряженные мускулы. Наши чресла в ритме.
Нет, я ничего не слышу, но при этом чувствую ее всю.
Я стягиваю шорты. Теперь я такой, какими были мы тогда, вместе. Как в первый день. Мою усталость как рукой сняло…
…мое дыхание все чаще. Я почти чувствую ее кожу. Я полон желания и гнева. Яростно ускоряю движения. Я хочу доказать себе, что у меня еще есть тело. Почувствовать, как жизнь вернется в мои жилы, как они вздуются, запульсируют. Удовольствие быстро нарастает, я замедляю темп. Электрический разряд пронзает меня.
Я всего лишь жалкое существо. Вдовец, которому не с кем разделить свое наслаждение. Который трахается со смертью.
Сколько времени я спал? Первая волна хлестнула меня и отхлынула.