Сирена морских глубин

Чунчжа сделала долгий глоток из ковша и передала его Суволю. Поросенок потянул ее за собой, и она посмотрела вниз, чтобы утихомирить его. А когда снова подняла взгляд, ей в лицо был выплеснут полный ковш воды. Захлебываясь, Чунчжа стала протирать глаза. Наконец открыв их, она увидела, что Суволь ухмыляется.

– Ты собираешься кататься на быстром мотоцикле с каждым солдатом, сестренка?

– Только с твоего разрешения, охрабан!

Произнеся последнее слово, Чунчжа облила Суволя водой из ведра, а тот в ответ выплеснул на нее еще несколько ковшей. Оба насквозь промокли и громко хохотали, и тут к ним, заламывая руки и причитая, подбежала одна из деревенских старух.

– Чунчжа, живо беги домой! Тебя ждет мама! – крикнула она. – Случилось нечто страшное!

Улыбка сползла с лица Чунчжи. Оправившись от первого потрясения, она бросилась бежать по пыльным улицам, таща за собой перепуганного поросенка. Суволь устремился за ней; длинные ноги позволили ему скоро нагнать девушку. Чунчжа тяжело дышала, взгляд ее обезумел. Юноша забрал из ее рук поводок, на конце которого визжал поросенок.

У дома Чунчжу караулила группа хэнё в мокрой одежде, окруженная кудахчущими курами.

– Наконец-то ее дочка явилась!

– Она успела?

– Быстрее, быстрее!

Дверь дома распахнулась, заставив женщин умолкнуть, и на пороге показалась бабушка.

– Что случилось?! – бросилась к ней Чунчжа. – С мамой все в порядке?

С ее волос на крыльцо капала вода. Суволь помог ей снять короб.

Пожилая женщина взглянула на юношу и поросенка, затем посмотрела вниз, на темную лужицу воды, натекшую им под ноги. Ничего не сказав, она втащила внучку внутрь и захлопнула за собой дверь.

Во внезапно наступившей полутьме Чунчжа точно ослепла. Она зажмурилась, а бабушка втолкнула ее в комнату, служившую всей семье спальней.

На мамином тюфяке лежала женщина, которую девушка не узнала. Рядом с ней, прижавшись друг к другу и заходясь рыданиями, сидели младшие сестра и брат Чунчжи. Седовласая женщина перебирала в руках четки. Маленькая девочка трясла над распростертым телом погремушкой.

Когда шаманка почувствовала присутствие Чунчжи, она прекратила священнодействовать и жестом велела ей приблизиться.

Чунчжа, мотая головой, упала на колени. Это распухшее лицо принадлежит не ее матери. На маминой подушке покоится голова незнакомки.

Прозвучал голос бабушки, чересчур громкий:

– Твоя старшая, Чунчжа, вернулась.

Эта незнакомка не могла быть матерью Чунчжи. На тюфяке лежало какое-то усохшее, покрытое синяками создание. Мама никогда не ложилась днем. Мама никогда не болела. Чунчжу затрясло. Незнакомка попробовала открыть опухшие глаза. С окровавленных губ сорвалось одно-единственное слово:

– Чунчжа…

Бабушка подтолкнула внучку локтем:

– Отвечай, живо!

Чунчжа опять замотала головой, пытаясь подняться, отшатываясь от лежавшей на полу самозванки. Бабушка потянула ее вниз. Прежде чем накрыть рукой Чунчжи руку женщины, она вытерла влажную ладонь девушки о свою одежду.

Женщина на тюфяке кашлянула. На губах у нее выступила розовая пена. Глаза незнакомки были устремлены на нечто за плечом Чунчжи. Девушка оглянулась, но ничего не увидела.

Женщина крепко сжала руку Чунчжи своими пальцами.

– Поросенок?

Это был голос матери. Ошибки быть не могло. Чунчжу захлестнул ужас.

– Я… п‑привела хорошего, жирного. Он на улице.

Девушка с трудом сдержала рвоту. Она растирала руки матери, которые на ощупь казались ледяными. Та снова сжала ее пальцы. Нет, всё, безусловно, закончится хорошо. В маминых руках еще столько силы.

– Славная девочка… – Голос женщины стих, и глаза ее закрылись.

Чунчжа затрясла мамину руку, по-прежнему сжимавшую ее пальцы.

– Мама! – пронзительно вскричала она.

Та опять открыла глаза. И посмотрела на Чунчжу так, словно хотела сказать что-то еще, но с ее губ не сорвалось ни звука.

Рука, которую держала Чунчжа, обмякла.

Увидев выходящих из дома Чунчжи седовласую женщину и девочку, Суволь остановил их.

– Что происходит? С матерью Чунчжи все в порядке?

Шаманка покосилась на стоящую рядом с ней девочку. Девочка устремила на Суволя невидящий взгляд, ее черные глаза блестели. Она наклонила голову набок.

Наконец седовласая шаманка произнесла:

– Ее мать была изувечена.

– Во время погружения?

Прежде чем ответить, седовласая женщина оценивающе посмотрела на юношу.

– Остальные принесли мать девушки домой. – Она кивком указала на ожидающих женщин, которые стояли неподалеку, безмолвные, точно каменные.

– Не следует ли вам вернуться в дом? Чтобы помочь?

Шаманка отдала четки, ножи и погремушки девочке, и та положила их в корзинку. Женщина устремила глаза ввысь, на небо над крытой соломой хижиной. Внезапный порыв ветра всколыхнул деревья. Шаманка повернула седую голову и прислушалась. В доме кто-то заголосил.

Когда толпа хэнё, пронесясь мимо Суволя, хлынула внутрь, тот ошеломленно заморгал. Он двинулся следом за женщинами, но тут же, вспомнив о поросенке, задержался, чтобы привязать животину к забору.

Седовласая шаманка коснулась его руки.

– Ты родич? – спросила она.

Он помотал головой:

– Нет. Я помог довести поросенка.