Сиреневая драма, или Комната смеха

кассир с Аттракционов – филистимлянский Голиаф?.. ну, какой же Вы Давид?..

А молодой человек?.. ну какой же он Голиаф? – обычный юноша и не

воинственный совсем, хотя, смотрите, взвился как, всем телом закрыл

возлюбленную внучку от сверкнувшей вместе с громом, молнии. Изготовился

защищать любовь – она (любовь) не видит ничего вокруг. Что ей гром с

молнией?

Ах, Господин с Зонтиком… Вы хотите сражаться, Вы хотите драться за свою

любовь?

Пожалуйста:

Рванул порывчик или порыв ветра (господину Чертополоху в пелерине и с

пращёй в руке, теперь было всё равно). Ошалело взвизгнув, флюгера

завертелись, и давай петь песни героев, влюблённых и влюблённых героев:

РОЗА ИЗ РОЗ и зарниц зарница,

гроза из гроз и цариц царица.. .1

ЛЮБИЛ, люблю и буду век любить

ту, что не любит, не любила, нет,

и не полюбит.2

Больной душе отрады нет,

И дикой розы белый цвет,

Как стужа зимняя, не мил.3

…и давай трубить в трумпетки, и дудеть в дуделки, и собирать народ на

зрелище, на турнир, на битву за Любовь. Занавески, занавесы и шторы, будто

флаги, стяги и вымпелы, выпростались из открытых в благоухающую ночь окон

на площади Пяти Углов и зашлись, и затрепетали-захлопали, и

заприветствовали хлынувших со всех пяти сторон крикунов и пискунов, и тех,

кто улюлюкает, и тех, кто свистит, положив два пальца в рот. В каждом окне,

ещё появились дамы: анютины глазки, герани разнообразные, камнеломки,

гастерии, сама Эхмея полосатая, которая способствует личному успеху и

Толстянка плауновидная, которая приобщает к различным видам духовности, и

Фуксия гибридная, обещающая семейное счастье. Эхмея высунулась, чтоб

способствовать… Толстянка и Фуксия – чтоб определить кого приобщать и кому

обещать. Кардилины, кливии, бегонии, калатеи и Эуфобия пошевеливали

1Известнейший трубадур и рыцарь Дон Альфонс Х Мудрый.

2Дон Денис, король Португалии, (трубадур).

3Прославленный трубадур Джауфре Рюделе.

75

веерочками и строили глазки пискунам и крикунам. И ещё – все поглядывали на

Минутную Стрелку, что на часах, на здании городской администрации, которая

сама от нетерпения дрожала и дёргалась; во-первых, потому что снова

приходилось расставаться с очередной минутой и, во-вторых, потому что самой

уже хотелось поскорее начать поединок.

Начинайте же, господин Кабальеро, начинайте!

Что это у Вас в руках? Меч? Волшебный меч Шаннары, или «Калберт», или

«Меч Грома»?.. а может «Пламя Одина», или «Лёд Битвы», или

«Ногокусатель»?

Нет? Не смотрите на меня так! Хорошо!.. Это священный меч Сусаноо,

разящий меч Яхве, пылающий меч Вишну – это меч-молния Индры и Перун

Зевса!.. о, простите!.. да! это – «Экскалибур»! – меч короля Артура,

предводителя всех влюблённых на свете (как же я сразу не догадался), всех

готовых биться за Любовь (Куранты! Куранты бьют!), биться за Любовь, до

последней капли крови!

Р-р-р-а-з!.. мимо! Р-р-р-а-з!.. Р-р-р-а-з!.. мимо! Р-р-р-а-з!.. Хлоп! Хлоп! А он

зудит, зудит – до умопомрачения доводит мысль: «Неужели?.. не может быть…

не должно это случиться! О, боги!» Хлоп! Хлоп! Смотрите, господин Ланселот,

как бы эльфа или нежную сильфидку не прихлопнуть. Вы же не живодёр какой-

нибудь. «О, боги!» Да Вы, господин Кабальеро, ничего не видите вокруг!

насиделись, наверное, около Куриной своей Слепоты, нанюхались, набрызгала

она Вам в глаза отворотного зелья. Машете руками во все стороны,

вглядываетесь в непроглядную темень, призываете богов… Вот! вот и

накликали: хлынул ливень, гроза – целую бурю напризывали!

И подумайте теперь, господин влюблённый Кабальеро с зонтиком -

вспомните самого себя – там: «…где луга расстилаются под ногами, тёрн и

всякое терние отступают и удивляются, а источники шипят от

прикосновений…» – вспоминаете?.. «…туда, в прохладу роз, в тень тамарисков,

в ямочку, в ложбинку…» – вспоминайте!.. «Началось с дождя. Надо было

спрятаться. Этого им хотелось. Спрятаться. И дождь помог».

Вспомнили? Этого Вы хотели? Да-да, мы всегда думаем, что делаем то что

хотим, а оказывается – делаем то, что написано… по пьесе.

Вы, господин Репейное Семя, напризывали гром и молнию, и ураган, и

ливень, а бабушка не проснулась; и не слышала она ни грома за окном, ни

молнии с неба она не видела; и не заметила бабушка, ах, бабушка! как

прокрались на цыпочках мимо неё мокрые молодой человек с внучкой… не

заметила и только лишь, думала: «Вот и пришло время»… («…смешные эти

люди» – думало в это время Время) и ещё думала бабушка: «Статный гость к

крыльцу идёт… Кто? Жених Светланы» (а Время продолжало думать: «…

смешные эти люди»).

А Вы, господин чародей, стучитесь теперь и рвётесь шквалами ветра и

дождевыми потоками в окошко, Вы дребезжите стёклами в оконных рамах… но

кто Вас пустит, Вас уже просто не слышат, потому что любовь… – у неё свои

бури и свои громы и молнии во вздыбленных, взбивающихся и

76

соскальзывающих от невообразимости простынях, в пырскающих от смеха

подушках и даже, если хотите, в скрипящей кровати, будто это не кровать уже, а