Читаем Сиреневое платье Валентины полностью

Валентина. Откровенно говоря, я не знаю. Бесспорно, я его очень люблю, но я не понимаю, как это можно… Вы знаете, мы женаты очень давно, у него очень трезвый взгляд на вещи, в то время как я, словом…

Серж(смеется). Словом… Я считаю, что когда люди больше не любят друг друга и ничего не могут друг другу дать, надо расставаться.

Валентина. Но, говорю вам, я его люблю. А потом, что можно давать друг другу?

Серж. Доверие, теплоту, искренность.

Валентина. Но я ему очень доверяю, он очень приятный человек, и мы друг другу не лжем.

Серж. Я говорю о вещах более серьезных.

Валентина. Я это чувствую. Мне всегда трудно найти с людьми общий язык. А вам?

Серж. За редким исключением. Землю в основном населяют изворотливые болтуны, которые пользуются словами, как разменными монетами, о которых они заранее знают, что они фальшивые.

Валентина. Мне совершенно необходимо привести себя в порядок… Боже мой, как я выгляжу! (Тщательно пудрится перед зеркалом, задумчиво.) Вы понимаете, я лично всегда склонна находить всех людей очаровательными.

Серж. Это зависит от того, чего вы от них ожидаете. Если вы цените ум, смелость или искренность, то таких немного.

Валентина. Но очень много мягких, знаете, и нежных в глубине души, но с ними плохо обращаются.

Серж. Тогда они начинают всего бояться и становятся такими же орангутанами, как и все остальные.

Валентина. Орангутанами или орангутангами?


Входит Мари, у нее в руках корзинка.


Мари. Тебе, кажется, лучше. Вы говорите об обезьянах?

Валентина. Да. В орангутанге есть на конце «г» или нет?

Мари. Понятия не имею. Единственное, что я знаю, это что один из них мой нотариус. Внизу мне передали записку. Я должна быть завтра у него чуть не на рассвете! За стол! Принеси стол, Серж.


Серж уходит.


Мы едим на его святом рабочем месте, Я купила печеночный паштет и курицу… Как ты, не против?

Валентина. Обожаю. И ужасно хочу есть.

Мари. Для разнообразия поешь не так, как дома. Киношники и богема едят только несъедобные вещи семгу, икру, бифштексы. Только кое-где в старых ресторанах да в простом народе еще понимают толк в настоящей еде. Наваристый суп, куриное жаркое. Вот поймешь, когда мы пере едем на улицу Бак.

Серж(возвращаясь). На улицу Бак?

Мари. Да, я вам еще не успела сказать. Я сняла квартиру на улице Бак. Роскошную. Восемь комнат, дайте только выиграть этот проклятый процесс…


Они садятся за стол.


Серж. А если не выиграешь?

Мари. Ты что, шутишь? Ты что же думаешь, нам всю жизнь жить в отеле «Акрополь»? Нет и нет, мой мальчик. Положись на свою мать: я проиграла войну в сороковом году, я проиграла кампанию в Северной Африке, но проиграть процесс против любовницы твоего отца я просто не имею права. Восемь комнат, сплошной полумрак. Никакого вида, боже сохрани. Широкие окна, кислород, поездки за город — оставим это парижанам. Мы будем жить в Париже, как в Рошфоре, — по-бальзаковски. В сумерках и в тишине. В крайнем случае беседовать. Надеюсь, ты не любишь телевизор, Валентина?

Валентина(рассеянно). Телевизор?

Мари. Она даже не знает, что это такое. Превосходно.

Валентина. Чудесно. Мы будем носить шелковые платья мышиного цвета, никогда не будем знать, какой сегодня день, а когда мы умрем, через два месяца нас найдут соседи. Боюсь только, что такой образ жизни не слишком подходит для молодого человека.

Серж. В настоящий момент у нас осталось три франка и один шанс из десяти получить наследство. Мне пока рано впадать в панику.

Мари. Серж заведет себе спортивную машину, если захочет, и будет болтаться по ночным кабаре, если захочет. Будет жить в духе времени, если этот дух ему приятен. (Усмехается.) Впрочем, мой мальчик, скорее, склонен к созерцательному образу жизни.

Валентина. А если он женится?

Мари. Поселится в новостройке, будет читать отвратительные вульгарные газеты, сменит спортивную машину на семейный «Пежо». По воскресеньям будет приезжать к нам с детьми есть фазана с шампиньонами. Для разнообразия.

Серж. Но я стану королем рекламы. Весь Париж будет оклеен моими афишами, и у моей жены будет светлая норка.

Валентина. Темная. Сейчас больше носят темные.

Серж. Она этого не будет знать, Я ей скажу, что вы — со странностями. Я ей скажу: «Знаешь, Валентина была такая красивая».


Она ему улыбается.


Мари. Вы витаете в облаках. А я говорю, как будет на самом деле.


Занавес


Сцена вторая

Та же декорация. Валентина сидит за столом спиной к зрительному залу и что-то делает. Входит Серж.

Серж. Что вы делаете?

Валентина(вздрогнув). Ничего, ничего, так — забавляюсь.

Серж. А что вас забавляет? (Идет к столу.)


Она встает.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Синдром Петрушки
Синдром Петрушки

Дина Рубина совершила невозможное – соединила три разных жанра: увлекательный и одновременно почти готический роман о куклах и кукольниках, стягивающий воедино полюса истории и искусства; семейный детектив и психологическую драму, прослеженную от ярких детских и юношеских воспоминаний до зрелых седых волос.Страсти и здесь «рвут» героев. Человек и кукла, кукольник и взбунтовавшаяся кукла, человек как кукла – в руках судьбы, в руках Творца, в подчинении семейной наследственности, – эта глубокая и многомерная метафора повернута автором самыми разными гранями, не снисходя до прямолинейных аналогий.Мастерство же литературной «живописи» Рубиной, пейзажной и портретной, как всегда, на высоте: словно ешь ломтями душистый вкусный воздух и задыхаешься от наслаждения.

Arki , Дина Ильинична Рубина

Драматургия / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Пьесы