Сиреневый черный. Тетралогия.

Отчетливо и глухо, словно рассерженная собака, зарычала Клодия. Ответом на этот рык стал резонный вопрос Фиро. Он прозвучал громко, заставив сражающихся неподалеку людей замереть, с воздетым к небу оружием:

— Это и есть твое хваленое бессмертие? Скажи, Клодия, неужели черви, жрущие изнутри вашу троицу стоили всех принесенных жертв?

— Это ошибка! Ложь! Нет никаких червей! Просто слабоумный Шайя забыл обработать полученную на охоте рану, вот и развел мух в безмозглой башке. Неужели ты наивно полагаешь, что во мне…

Договорить она не смогла, согнулась пополам, заходясь разрывающим горло кашлем, закрыла руками рот, а потом, оторвав их от перекошенных, покрытых пеной губ, уставилась на ладони взглядом остекленевшим и безумным. На гладкой ухоженной коже ошалело вертелся белый опарыш.

— Ты давным-давно сгнила изнутри…

— Нет! Все чушь, ерунда! — колдунья отшвырнула червяка в сторону и яростно сжала кулаки. — А еще, это ничего не меняет. Я одолею тебя и свору безумцев, решивших променять спокойную жизнь под моим началом, на сомнительные бунты. Я проведу новые ритуалы и найду новых приспешников. Я залью эту землю кровью и омоюсь в ней, чтобы стать еще моложе, прекраснее и сильнее… — моментально стерев с лица все признаки нервозности, Клодия тяжело выдохнула и добавила. — Ладно, народный герой, битва в разгаре, а я что-то опять заскучала. Ты ведь, кажется, водил дружбу с некромантами? Говорят, забавные вещи они творить умеют. Знаешь, я тоже решила попробовать — благо, для мага моего уровня, эта наука совершенно нехитрая.

Поймав прямой, чуть насмешливый взгляд колдуньи, Фиро ощутил, как в груди холодными камнями перекатились нехорошие предчувствия. Тем временем Клодия звонко щелкнула пальцами. Костяной, резкий звук утонул в световой вспышке нового призыва. Ответом ему стал переливчатый звон погребальных бубенцов. Такие обычно пришивали на одежду покойников, умерших «нехорошей» смертью — тех, кого убили, или тех, кто убил себя сам.

Не дожидаясь, когда призванный явится, Фиро приблизился к распростертому в кроваво-гнойной луже Шайе и подобрал лежащий возле хозяина меч. Он поднял огромный клинок двумя руками и уставился на темную фигуру, возникшую из ниоткуда рядом с паланкином Клодии.

— Узнаешь? — колдунья кивнула на воина, явившегося по ее приказу.

Фиро стиснул зубы, стараясь не подать вида, что он узнал мертвого пришельца: по дорогой одежде, по слабому запаху, чуть пробивающемуся сквозь прогорклый дух тлена, по осанке, по силуэту. Лицо пришельца скрывала шляпа с длинной черной бахромой, и Фиро был рад, что не видит того, что прячется за ней. В голове призрачным хороводом пронеслись воспоминания десятилетней давности, а за ними, глубже, полустертые остовы поблекших детских воспоминаний. Обида и зависть, ревность и обреченность, что никогда не станешь лучше — никогда не обойдешь на повороте того, кто родился первым, стал первым и остался первым во всем…

Фиро был готов сразиться с любым из колдовских чудищ Клодии, с целой армией ее соратников, с нею самой, коварной, жестокой и подлой, готовой бить в спину и отводить глаза, но только не с собственным братом.

— Айзе, это ты? — позвал он в непроизвольной надежде на ошибку, понимая, что обманывает себя, пытаясь подвергать сомнениям очевидное.

Мертвый воин не ответил. Медленно приподнял шляпу, скользя по лицу младшего брата матовыми глазами, затянутыми бледной пленкой. В этом взгляде не было ничего: ни ненависти, ни ярости, ни агрессии — лишь холодная черная пустота, какая бывает в подернутой первым льдом полынье.

Шляпа вернулась на место: шевельнулись и затихли длинные ленты бахромы. Воин замер, как статуя, отчего начало казаться, будто время вокруг него остановилось, провалилось в бездонные колодцы скрытых белесой мутью зрачков.

Фиро ждал. Его внешнее спокойствие обмануло бы многих, но не Клодию. «Чутью портовой девки завидуют ищейки» — так сама она заявляла ни раз, вовсе не стыдясь, а даже напротив, кичась собственной бесстыдной биографией. И теперь она торжествовала, несмотря на копошащихся внутри, ставших вдруг ощутимыми, опарышей. Несмотря на осознание скорого конца, она ликовала, упиваясь чужой болью. Она знала, что творится на душе у Фиро и выжидающе смотрела на его руки, сжимающие рукоять меча: дрогнут… должны дрогнуть! Но ожидаемого не произошло, и колдунья, разочарованно дернув верхней губой, отдала мысленный приказ своему мертвому слуге: «Убей»…

Меч Шайи, весь глянцевый и гладкий, как кожа морской твари, предательски скользил, норовил вывернуться из рук, словно желал отомстить за своего погибшего хозяина. Оживший Айзе двигался стремительно — черный ветер исходящий проблесками ледяных молний. Каждый выпад, как порыв, каждый удар — словно вспышка. Сила — у бьющего по наковальне молота не имелось и половины той, что раз за разом обрушивалась на Фиро. Невероятная скорость и бесконечная сила — недостижимая детская мечта, вечная гонка за идеалом, который всегда будет впереди — при жизни и даже после нее…