Сиреневый черный. Тетралогия

– Любовь, как море, а море в ведре не удержишь, и твоя власть лишь иллюзия. Отпусти бедного мальчика, оставь его в покое.

– Знай, настырная кошка, что тьма расступиться лишь перед тем, кто отдаст ей все долги и пройдет свой путь до конца. Слышишь, Фиро? В ином случае ты застрянешь между жизнью и смертью до тех пор, пока две сущности не разорвут тебя пополам.

– Я не боюсь судьбы, – мертвец прямо взглянул в черные дыры глазниц Кагиры.

– Я знал, что не ошибся, поэтому, дам тебе время…

Широкий рот ощерился в улыбке, и громадная фигура плавно отступила в туман, клубящийся вокруг камней:

– У тебя есть неделя, по истечению которой моя Ученица должна вернуться ко мне, а ты – уйти…

Мертвец ничего не ответил, и, сжав зубы, продолжил свой путь. Краем глаза он заметил мелькнувшую среди камней кошку и тут же замер, настороженно глядя перед собой. Ветер, дующий с реки, принес запах. Сладкий аромат, немного пряный, похожий на смесь медуницы и мяты, тот самый, что был на кружке.

Фиро вдохнул его полной грудью, желая убедиться в правоте своей догадки. Запах стал еще отчетливее, оглушил, и мертвец замотал головой, щуря глаза, словно от боли. Мысли потоком понеслись в прошлое, а туман сгустился, наплывая со всех сторон, лишая ощущений времени и пространства. Когда он расступился, перед мертвецом лежала узкая тропа, обрамленная зеленой сочной травой. Привыкнув к тревожному запаху, Фиро пошел дальше.

– Куда мы идем, братик? – неожиданно раздалось впереди, прозвенело, поражая нереальностью звука и его чистотой.

– На поляну фей, – прозвучало в ответ уже вполне реально.

Стена тумана, огораживающая дорогу, выпустила на тропу белые длинные всполохи. Они поднялись вертикально, закрутились, свиваясь в жгуты и принимая очертания двух детских фигур: мальчика лет двенадцати и девочки лет четырнадцати.

– Не отставай, брат-собака! – весело крикнул мальчик, оборачиваясь к Фиро.

– Не зови его так! – сердито одернула спутника девочка, – он сын князя, и у него есть имя. Тебе попадет, если будешь обзываться!

– А вот и не попадет! Не указывай мне, сестрица! Я буду звать его так, как хочу, потому что он мой друг, – озорно прокричал мальчик, бегая вокруг сестры, и напевая, –

Брат-собака, брат-собака,

Приди в мой дом!

В моем амбаре поселилась огромная крыса,

Она ест мое зерно!

Я позвал смелого охотника,

Но у крысы глаза, словно красные угли,

Испугался охотник.

Я позвал бравого солдата,

Но у крысы зубы, что острые скалы,

Испугался солдат.

Я позвал могучего чародея,

Но у крысы усы, словно крепкие копья,

Испугался чародей.

Брат-собака, брат-собака,

Приди в мой дом!

Приди и сразись с огромной крысой…

Последние строки растворились в непроглядном белом месиве, а вместе с ними сгинули и призраки детей, идущих куда-то в далеком прошлом. Фиро выдохнул, пытаясь избавиться от вырвавшихся из небытия воспоминаний, наполнивших сердце ощущением чего-то неотвратимого и ужасного, щемящей болью неизбежной беды и собственной беспомощности перед грядущим злом. Он не помнил, кем были те дети, но отчаянно хотел остановить их, запретить идти туда, куда они шли, вернуть назад. Он попытался крикнуть что-то, но голос пропал, из приоткрывшихся губ не вылетело и звука.

Наклонив голову, мертвец взглянул под ноги и увидел мохнатые толстые стебельки невзрачного растения, источающего запах, тот самый, что привел его в это место. Бледные цветы, сиреневые, с черными краями пушистых круглых лепестков прятались под голубовато-зелеными листьями.

Мгла разошлась в стороны, обнажая пологий склон, оканчивающийся глиняным пляжем и медленно текущую реку. Мертвец обошел поляну по периметру и сел на краю, тоскливо глядя в неспешную серую воду, отражающую неприветливое, затянутое облаками ночное небо. Он в надежде смотрел на отступивший к камням туман, ожидая снова услышать знакомые голоса, но кругом стояла тишина. Тогда он поднялся, пошел назад, подходя к валунам, обернулся и произнес, обращаясь к благоухающей пряным маревом траве:

– Значит, это был ты, Белый Кролик. Это ты пришел на мою землю в поисках такой же волшебной травы и принес с собой погибель… Теперь я знаю твой запах, и найду твои следы…

Несмотря на недовольство горожан, Ага все же не отдал Игнира-Игнетту на растерзание толпе. Ведьму заковали в цепи и, погрузив в укрытый посеребренной броней экипаж, отправили в столицу, чтобы отдать под суд лично Королю.

Жизнь города текла своим чередом. Люди, привыкшие жить в страхе, продолжали скрываться за непроницаемыми ставнями домов и чертить на воротах и стенах защитные знаки. Постепенно эта тревога отступила, ведь не было больше предвещающих беды собраний и арестованных экипажей. Кареты вынужденных гостей Игнии одна за другой покидали город.

Гостиница, в которой под носом у всех скрывалась ведьма, опустела. Люди спешили оставить это место, и, поскорее собрав свои пожитки, двинуться в путь. Чтобы не создавать панику и толчею, люди Аги выпускали экипажи за ворота в порядке строгой очереди с почти получасовыми интервалами.