Сиреневый черный. Тетралогия

– Одолжим? – переспросила Таша, уловив лихорадочный блеск в глазах подруги, – скажи еще, что украдем?

– Одолжим, – сдвинула брови Тама, и уверенно тряхнула светлыми кудрями, – у этих фрейлин платьев просто завались, авось не обеднеют. К тому же мы все вернем, сразу после бала.

Не успела Таша опомниться, как они уже спешили по персиковому, отделанному мозаикой из раковин коридору, ведущему к узкой мраморной лестнице, винтом уходящей куда-то наверх.

– Только тихо, – предупредила Тама, – плохо будет, если попадемся. Вперед!

Тычок в спину заставил Ташу приблизиться к блестящим чистотой ступеням и взойти по ним на следующий этаж. Оказавшись в круглом холле с пятью буковыми дверями, обитыми серебром, Тама сосредоточенно вгрызлась в ноготь указательного пальца.

– Куда теперь? – взволнованно прошептала Таша.

– Не помню, – пересчитав двери слева-направо и справа-налево, отозвалась подруга-авантюристка, – кажется сюда, – она толкнула вторую справа дверь.

За дверью оказался открытый переход с легкими арками и невесомой крышей. Белый мрамор на полу сиял чистотой, и Таша невольно обернулась, боясь оставить следы. Переход привел их в маленький холл, за которым снова открылся коридор с дверями. Возле одной из них Тама остановилась.

– Здесь, – произнесла она довольным тоном, припала ухом к деревянному полотну и, убедившись, что за дверью пусто, вошла внутрь.

Таша шмыгнула следом, с ужасом расслышав, как в тот же миг покинутый коридор огласился звуком шагов. Следом раздались голоса. Принцесса тихо притворила дверь и, взглянув на Таму, побледнела. Лицо подруги выражало удивление и испуг, ведь комната, в которой они оказались, была вовсе не гардеробной, а кабинетом, с огромным шкафом в углу и столом по центру. Шкура белого льва на полу, с целой головой и когтями на лапах глянула на незваных гостей с укором. На миг Таше даже показалась, что эта страшная шкура – живая, сейчас откроет пасть и заорет на весь дворец об их с Тамой вторжении.

К счастью шкура промолчала. Да и криков особых уже не требовалось. Шаги в коридоре были все ближе, послышались голоса, обнаружение девушек оказалось неизбежным.

– Прячемся в шкаф, – скомандовала Тама, впиваясь пальцами в ташину руку и подтаскивая девушку к массивным полированным створам.

– Ох… – только и успела выдохнуть принцесса.

– Тихо! Молчок! – бешеным шепотом приструнила ее пастушка.

Они забились под какие-то полки, пахнущие бумагой и кожей. В кабинет вошли. Судя по шагам двое, судя по голосам – мужчина и женщина. Мужской голос принадлежал глубокому старику, а женский, его не представлялось возможным не узнать: то была принцесса Лэйла, хозяйка Ликии.

За дверцами шкафа скрипнуло дерево: вошедшие сели, а Тама и Таша затаили дыхание.

– Дайте мне, наконец, ответ, господин Моруэл, не томите, – зазвучал голос городской хозяйки, вкрадчивый и четкий, – я должна знать все.

– Не просите меня о невозможном, моя госпожа, – уклончиво ответил старик, – я не провидец, а всего лишь старый, выживший из ума чернокнижник.

– Ах, Моруэл, провидцы видят лишь туманное будущее, в котором еще ничего не предрешено, вы же смотрите в прошлое, где все свершилось, где все неизменно. Не лукавьте, что не разделяете моих тревог, это вы отыскали легенду о Белом Кролике, но, то был лишь зачин, я уверена, иначе не осталось бы в тайнах идущей войны такого количества белых пятен.

– Не думайте о кролике, – как-то неестественно вздохнул чернокнижник, – что вам до него? Пусть Лесной Князь льет слезы о своих дочерях и ищет мести в битвах. Ликия не город войны. Ликия неприкосновенна.

– Времена изменились, Моруэл, – голос Лэйлы чуть заметно дрогнул, – не пытайтесь успокоить меня так, как делали много лет назад, глядя по голове маленькую испуганную девочку. Вы ведь как никто другой изучили ту легенду. Эльфийки эльфийками, головы головами, но суть-то не в них. Все началось с ключа, которым так жаждал владеть эльфийский воин.

– Я понимаю, – понизил голос старик, словно догадавшись, что у беседы есть невольные свидетели, – но мало ли в нашем мире ценных ключей…

– Я знаю лишь один, – оборвала собеседника Лэйла, – тот, о котором говорила мне бабка, сравнивая наши руки и убеждаясь, что они одинаковы, как две капли воды.

– Я понимаю ваши тревоги, – замурлыкал Моруэл, стараясь придать тону умиротворяющие ноты, – но не тревожьтесь раньше того, как настанет время тревог.