Сиреневый Чёрный

Принцесса восхищенно смотрела на мертвеца, не веря тому, что смогла поднять человека, несмотря на то, что проснувшийся зомби был слаб и, похоже, мог только сидеть, не находя сил даже на то чтобы удержать вертикально собственную голову.

Таша еще раз прочитала заклинание, однако оно ровным счётом ничего не изменило — зомби никак не реагировал, продолжая все так же бессмысленно сидеть в углу.

Решив его не трогать, девушка присела на кровать в раздумьях. Феерическая радость от неожиданного успеха пропала, мыльным пузырьком лопнув в сыром воздухе подземелья.

— И зачем ты мне нужен? — она кинула туманный взгляд в соседнюю камеру, — ты даже подняться не можешь. Да и что ты сделаешь один против целого эльфийского гарнизона? Доходяга.

Мертвец не ответил. Таше начало казаться, что он и не поднялся вовсе, а просто под действием какой-то странной силы изменил свое положение…

В коридоре послышались шаги, и принцесса вздрогнула, кинув испуганный взгляд в соседнюю камеру. Однако мертвец уже не сидел даже, а полулежал, опираясь боком на стену, почти скрывшись за кучей хлама.

А время шло. Таша тонула в нем, как в болоте. Чем больше раз миска проезжала под решеткой, отсчитывая временные промежутки, тем сильнее становился разрыв с миром. Беспамятство, вынужденное, болезненное, но такое необходимое заставляло забывать все и всех. Память стала врагом, скрытым непроизвольным предателем, способным выдать секреты, опасные для тех, кто был и стал дорогими и близкими в этом море событий.

Как дикая птица погибает в клетке от тоски, так юная девушка вянет и чахнет в неволе. Тюрьма меньше всего на свете подходит для местопребывания принцесс, пусть не слишком избалованных, но все же еще очень инфантильных и хрупких. Таша похудела и осунулась. Слава богу, зеркал в камере не было, и быть не могло. Собственный облик принцессу вряд ли обрадовал бы. Серая кожа, глубокие тени под глазами, волосы… Волосы Таше обрезал охранник. Она сама попросила об этом. Белые крашеные лохмы свалялись в паклю, на макушке отрасли собственные русые волосы. Здесь в тюрьме запутанная грива приносила лишь неудобства, да и какой толк в длинных локонах, которыми можно похвастаться лишь плесени на камнях.

Несмотря на весь ужас положения, через какое-то время девушка смирилась. Наверное, в том заключалось ее умение приспосабливаться к дурным обстоятельствам. Смирение и ожидание мига, когда ослабнет внимание пленителей, и приоткроется дверца клетки. Смирение истинное, не поддельное.

Так и сидела принцесса в глубоком неизвестном подземелье, в компании неразговорчивого эльфа-охранника и зомби-соседа. Однажды привычную тишину каменного мешка нарушил голос. Таша прислушалась. Похожий на шелест листвы, он доносился из камеры с мертвецом. Принцесса замерла и принялась слушать, пока, наконец, не разобрала слова.

— Белый кролик, Белый кролик… — шептал во мраке ташин сосед.

Девушка вплотную подошла к решетке, разделяющей ее и странного зомби. Сердце билось, пульс отстукивал дробь в висках.

Поднявшись в полный рост и натянув цепь, мертвец стоял посреди клетки, повторяя слова и качаясь из стороны в сторону.

— Эй, — окликнула его Таша, — ты слышишь, Доходяга!

— Я слышу, — бездонные дыры глазниц безошибочно поймали взгляд и поглотили его, — я слышу тебя, ребенок, пахнущий молоком и кровью, но еще отчетливее я слышу зов Белого кролика, что пленил нас.

— О чем ты говоришь, что за кролик? — Таша испуганно вцепилась пальцами в прутья перегородки между камерами, будучи не в силах оторваться от пустых глаз и гипнотического, свистящего голоса.

— О том, что мы пленники. Навсегда, навеки. Мы сгинем здесь, как сгинули все те, кто томился в этих катакомбах.

От таких слов принцесса почувствовала, как все ее внутренности похолодели, а кончики пальцев превратились в льдинки. Она невольно обернулась назад, вглядываясь в соседнюю, пустую камеру. Сколько их еще находится в бесконечном темном коридоре, сколько неупокоенных трупов в них томится…

Словно в ответ на ташины страхи и опасения тишина подземелья прорвалась утробным болезненным стоном. Звук пронесся по воздуховодам и растворился, утонув в каменной холодной тишине.

От страха Таша присела и закусила губу, продолжая сжимать пальцами прутья решетки, с мольбой глядя на соседа-мертвеца. Тот же, в свою очередь, тревожно водил головой из стороны в сторону, пытаясь определить источник стона.

— Что это? — заикаясь, спросила девушка. Звук четко отпечатался в памяти и теперь проигрывался в голове непроизвольно.

— Это Белый кролик мучает своих жертв, — мертвец, звякнув цепью, уселся по-собачьи, опираясь на обе пары рук и свесив на грудь голову, — смерть, дитя, здесь всюду смерть.

— Тебе ли бояться смерти? — Таша пришла в себя и решительно поднялась, почувствовав, как страх сменяется гневом, — ты мертвый, Доходяга! Неужели забыл?