Сиреневый Кристалл

Юсгор рассмеялся. Он верил в нашу готовность побывать у него, в какой бы хижине он ни жил, но и великолепно понимал, что мы предпочитаем помещение с кондиционированным воздухом. Веселье Юсгора в это утро мне как-то не нравилось. Я уже хорошо знал и любил его и не мог не почувствовать, что он чем-то серьезно огорчен или встревожен.

— Что-нибудь случилось, Юсгор?

— Да. Пойдемте посидим. Надо поговорить.

Мы оставили веранду вовремя: начинался очередной (здесь они действуют довольно точно по «расписанию») тропический ливень. В комнате было куда уютнее.

— Вчера я не успел рассказать вам о своем посещении столицы метрополии Западного Паутоо, — начал Юсгор. — Знаете, все начинает выглядеть, как это?.. Забавно. Мы становимся заметными людьми. Если так пойдет дальше, то о нас будут знать больше, чем бы этого хотелось. Я убедился, что о моем приезде в метрополию знали, следили за мной, так как в первый же день по приезде я получил приглашение. К кому бы вы думали?

— К самому президенту?

— Хуже.

— К звезде экрана Лилиан Бартней?

— О!

— Да бросьте, Юсгор, не томите!

— К Отэну Карту.

Я свистнул. Мурзаров вынул блокнот и надел роговые очки.

— Да, к самому Отэну Карту.

Юсгор довольно подробно рассказал нам о том, как его принял один из богатейших людей Европы, живо обрисовал обстановку, в которой встретил его этот тучный, очень подвижный и энергичный пожилой человек, обладающий способностями не только сколачивать деньги, но и вникать в самые различные области, казалось бы чуждые его кругу интересов. Отэн Карт потратил на Юсгора почти полтора часа. Одно это уже говорило о том, что каучуковый магнат затеял крупную игру, а его заинтересованность в силициевой проблеме значительна. Он самым лестным образом отозвался о работе Юсгора в Паутоанском университете, выказал удивительную осведомленность о делах Юсгора и не без бахвальства рассказал о возможностях возглавляемого им концерна.

— Я хорошо познакомился с его институтом, — продолжал Юсгор. — Это просто здорово, друзья. Там, видимо, работают весьма толковые люди. Лаборатории великолепны, оборудование первоклассное, впрочем, я и не ожидал иного, коль скоро Отэн Карт конкурирует на мировом рынке с концерном «Ченснепп-каучук». Меня поразило другое. Как бы это сказать… Размах цинизма. Вы знаете. Карт по-своему привлекателен. Чему вы удивляетесь? Я думаю, каждому из вас интересно было бы повидать саблезубого тигра, предположим. Я побывал в очень совершенном и фешенебельном логове. Было и интересно, и жутковато. Со мной он был отменно предупредителен, если хотите, даже ласков, но… Не помню, какие животные бывают ласковы со своей жертвой, прежде чем ее съесть…

— Человек, кошка, да вот, пожалуй, и все, — спокойно констатировал Мурзаров. Юсгор посмотрел на него недоуменно, видимо с трудом отрываясь от своих воспоминаний, а потом рассмеялся.

— Не знаю, представлял ли он меня мышонком, но всячески старался выказать свое расположение. Начал Отэн Карт с рассказа об абстрактной скульптуре, которая стоит у него в кабинете. Карт рассказал, с каким трудом ему удалось приобрести «шедевр», и не лишил себя удовольствия упомянуть мимоходом о стоимости. Цена какая-то почти нереальная. Говорил он обо всем этом с легкостью, изяществом и верой в свою неотразимость. Нет, он не забавлялся. Он просто был уверен, что я никуда не денусь, обольщенный его головокружительными обещаниями. С таким же увлечением, как о скульптуре, он начал рассказывать о вещах, поразивших меня куда больше. Его откровенность была строго продумана: она была одним из средств воздействия. От скульптуры он перешел к сейфу и вынул оттуда… Как выдумаете, что?

— Живого динозавра, — спокойно ответил Мурзаров.

— Нет, Ханан Борисович, вы ошибаетесь. Кусок силицированной ткани, который вы нашли при раскопках в Урашту.

Мурзаров сперва записал что-то в блокноте, а уже потом, сняв очки, недоуменно уставился на Юсгора.

— Удивляться не стоит, друзья. Вы помните, я еще в Ленинграде предполагал, что похищение ткани из музея должно быть связано с Картом. Так оно и получилось.

Удивляться и в самом деле было нечему. Просто было непривычно и противно. К этому времени мы уже немало знали о Ченснеппе и Карте, о их могущественных концернах. Отношения между ними нельзя было назвать враждебными. Просто главы двух фирм всегда были непримиримыми конкурентами, такими, как их отцы и, вероятно, деды.