Сиреневый ветер Парижа

Макс с любопытством смотрел на своего конвоира. Нельзя сказать, чтобы ему была совсем чужда жалость, — просто он считал, что если ты играешь в такие игры, ставкой в которых является твоя жизнь, ты должен быть готов к любому повороту событий. Этот мальчик явно ни к чему такому готов не был.

Внезапно рация кашлянула. Племянник как безумный бросился к ней.

– Да! Я Седьмой! — закричал он. — Что у вас там происходит? Говорите!

– Происходит? — переспросил воркующий женский голос с приятным акцентом, от которого, однако, у конвоира по спине поползли мурашки. — Теперь уже ничего.

– Вы… вы кто? — пролепетал племянник, теряя голову. — Немедленно оставьте эту частоту! Это государственная частота! Вы не имеете права ее занимать!

– Еще как имею, — возразил голос. — Слушай, как тебя зовут?

– Эжен, — пробормотал он.

– Хорошо, Эжен, ты нам не нужен. Отпусти Макса, и ты свободен. Я же знаю, что он там. Отпусти его, ты окажешь услугу и себе, и нам.

Племянник с ужасом воззрился на клетку, в которой находился террорист. Вновь в ушах юноши зазвенел его издевательский смех.

– Вы захватили нас? — простонал Эжен.

– Ты быстро соображаешь. — Голос сменил тон и заговорил жестко, по-деловому. — Слушай, у нас здесь люди. Твои люди, между прочим. Выходи и выводи Макса, иначе мы начнем убивать их по одному.

– Я вам не верю, — проныл несчастный конвоир.

Лейла пожала плечами.

– Твое дело.

Она стояла в нескольких шагах от двери фургона с рацией в одной руке и пистолетом в другой. Сзади сгрудились боевики. Она мотнула головой, и тотчас к ее ногам бросили раненого спецназовца. Он закричал, Лейла же спокойно и сосредоточенно направила пистолет ему в лоб и выстрелила. И этот крик племянник услышал.

– Хорошо, — забормотал он. — Хорошо… Только не убивайте их! Я сейчас выведу его.

Он стал отпирать клетку. У него дрожали руки, он два раза ронял ключи. Наконец пленник был на свободе. Выражения его лица конвоир не понимал.

– Я жду, — проворковала рация.

Он поколебался. Может, поступить так, как советовал этот бритоголовый? Взять и… Но у него не хватало сил даже думать об этом. Не то что сделать.

Он открыл дверь фургона. Пропустил в нее Макса, который сошел на землю медленно, волоча свои цепи, которые конвоир забыл снять.

Потом он увидел смерть.

Она была с черными волосами до пояса, огненными глазами и такая красивая, что больно смотреть. Она ничего не сделала. Только подняла руку, а из руки полыхнуло пламя. Потом не было ничего. Может, и было, но он уже не мог знать об этом.

– Макс, — сказала Лейла, чуть не плача. — Дорогой. Я так рада.

Он тоже был рад, но не показывал этого.

– Сколько у нас времени?

– Полчаса, может, час.

– Хорошо.

Он повернулся и мелкими шагами, неловко переступая, зашагал к их машине.

– Всех добить, — приказала Лейла. — Мертвые не болтают.

Ее приказ был исполнен, а благодаря тому, что человек в доме до последнего заговаривал зубы Парижу, тела обнаружили только через несколько часов. Саразен не поехал на место. Он уже заранее знал, что ему предстоит увидеть, и выжидал. Телефон звонил долго, очень долго, но лишь около десяти, приняв ванну и с аппетитом отужинав, человек с бритой головой соизволил снять трубку. Говорил сам министр.

– Хорошо, — сказал Саразен. — Я согласен.

Глава восьмая

Я попытался встать, но если и мог чем-то пошевелить, то только мозгами.

Микки Спиллейн. Путь к сердцу мужчины, глава 1

Я забыла свое имя.

Я проснулась оттого, что в дверь кто-то стучал. Я попыталась подняться, но тут комната ходуном заходила перед глазами, и на некоторое время я потеряла ощущение того, где я нахожусь.

Это был бред, щедро украшенный галлюцинациями. Так, кровать, на которой я лежала, почему-то превратилась в болото, в котором я отчаянно барахталась, чтобы не утонуть. Потом мне почудилось, что в окно влетают листья разорванной книги, облепляют меня со всех сторон, забиваются в нос, в рот, мешая дышать. Сердце скакало, как перепуганный заяц. И внезапно все кончилось. В дверь больше не стучат, но мне от этого не легче. Я никак не могу вспомнить, как меня зовут.

Я кое-как сползаю с кровати на пол, вижу сумку, открываю ее и при виде металлического блеска пистолета вспоминаю все. Какую-то долю секунды я чувствую облегчение, потом на меня накатывает волна страха. Меня бьет озноб, и я стискиваю зубы, чтобы не закричать.