Они избивали меня методично, полные какой-то холодной ярости, перенятой ими от родителей, испытавших на себе чудовищные зверства немцев во время войны. Это походило на кошмарный сон: нацизм продолжал жить, несмотря на поражение и, обманув смерть, возрождался в детях своих жертв.
Дайна лежала, обвив шею Рубенса руками, чувствуя, как его терзает какая-то застарелая внутренняя боль. Он молчал так долго, что она решила, что история закончилась.
— Их возглавлял, — начал он вновь так внезапно, что Дайна испуганно вздрогнула, — здоровый парень с вечно взъерошенными волосами и голубыми светящимися глазами. Даже в разгар зимы он носил только рубаху, расстегнутую нараспашку, из-под которой выглядывал серебряный крестик. Помнится, мне всегда казалось, что парень носил его как напоминание о том, кто он такой.
— Как бы там ни было, именно он окликал меня, наносил первый удар, смеялся, когда я оказывался на земле... плевал мне в лицо.
— Я пытался сопротивляться, но они были старше меня, и к тому же их всегда было слишком много. Мать плакала каждый раз, увидев меня вымазанного в крови, но не говорила ни слова отцу. Однажды, он сам, заметив сломанный нос, сжал мои ладони в кулаки с такой силой, что мне стало больно. «Ты еще не научился защищать себя? — спросил он. — Не забывай, что у тебя тоже есть кулаки!»
— Некоторое время после этого я боялся выходить из дома. Я не сомневался, что они поджидают меня там, снаружи. Впрочем, я знал, что «они» не имели никакого значения. Здоровый парень с голубыми глазами — вот кто не давал мне покоя даже во сне, словно являясь наказанием за мои воображаемые грехи.
— И вот однажды я-таки решился и вышел на улицу. Это была суббота — дело происходило летом, и я думал, что они возможно отправились на Брайтон Бич. Я проходил один квартал за другим, не встречая ни единого знакомого лица, словно чужак в районе, где знал каждую трещину на тротуаре. Пребывая в таком настроении, я позволил накопившейся во мне злости выйти наружу и поднес к лицу сжатые кулаки. Мне следовало защитить себя... каким-то образом. Я знал, что на кулаки мне рассчитывать не приходится, но у меня имелось и кое-что кроме них.
В этот момент я поднял голову и увидел белый «Каддилак». Эта машина показывалась в нашем районе раз или два в неделю, и я знал зачем. — Люди, сидевшие в ней, торговали наркотиками. Белый «Каддилак» завернул на Ист-Ферст-стрит, а я остановился на перекрестке у светофора, наблюдая за автомобилем. Проехав примерно треть переулка, машина затормозила, и я увидел, как навстречу ей из тени возле двери дома, сдаваемого в аренду, вынырнула фигура. Я сразу же узнал того самого парня с голубыми глазами. Он отдал человеку в «Каддилаке» деньги и получил в замен пару маленьких бумажных конвертиков.
На протяжении целого месяца я следил за белым «Каддилаком», появляясь на Ист-Ферст-стрит. Он неизменно останавливался возле того же самого дома, но голубоглазый парень больше не появлялся. Иногда вместо него к машине подходил кто-то из его товарищей, но еще чаще они посылали вместо себя кого-нибудь из младших ребят, вертевшихся неподалеку, причем выбирая всякий раз нового.
Следующая суббота выдалась дождливая. Выскользнув из дому, я зашагал вдоль по Авеню С к Ист-Ферст-стрит. По дороге мне пришлось спрятаться во фруктовой лавке старика Вцитека, чтобы не попасться на глаза украинцам. Они направлялись в центр, как я услышал из их разговора, в кинотеатр Лоува Деланси. Парня с голубыми глазами среди них не было, и я не знал почему.
Не теряя времени, я поспешил на Ист-Ферст-стрит и, добравшись до его дома, расположился на крыльце у соседнего подъезда. Через десять минут я промок до нитки, а еще через десять дрожал от холода, несмотря на летнюю жару. Однако, наконец, я услышал особенное, непохожее ни на какое другое урчание двигателя и понял, что белый «Каддилак» уже завернул за угол и приближается к своей цели.
— Машина остановилась, проехав всего лишь на несколько шагов дальше того места; где я стоял. Боковое стекло опустилось, и я услышал негромкий оклик: «Эй, малыш. — Я поднял голову. Сидевший в машине поманил меня к себе рукой. — Вот тебе пара баксов, а ты отнеси вот этот сверток в квартиру 6ф в этом доме». Короткий тупой палец ткнул в направлении дома голубоглазого парня.
— Очутившись внутри здания на лестнице, я аккуратно развернул сверток. В нем оказались три бумажных конвертика. Я вновь упаковал их и стал подниматся на верхний этаж, задыхаясь от вони и духоты. Где-то гремело радио, заглушая стук капель дождя на крыше. Спрятав сверток, я постучал в дверь.
— Он не признал меня в первый момент. Да и с какой стати? Он мог предположить появление кого угодно, кроме меня. Поэтому я терпеливо дожидался, пока это не произойдет. «Я вижу, урок не пошел тебе на пользу, жиденок, — сказал он. — Ну что ж, это дело поправимое». Он кинулся на меня, но я увернулся и отскочил в сторону. «Я бы не стал спешить на твоем месте, — ответил я. — Ведь у меня твое ширево».