«Сирены» атакуют

Месснеру намекнули, что руководство хотело бы изучить резервы организма при действии в условиях одновременного применения биологических средств, боевых отравляющих веществ и пресловутого «оружия возмездия».

И на кону стояли жизни будущих германских солдат, а не ущербных народов.

В распоряжении Месснера пока еще не было отравляющих веществ, они должны были вступить в игру на следующем этапе.

Сейчас же ему предстояло, грубо говоря, выяснить... впрочем, он и сам запутался. Он понимал лишь, что сочетание ослабленных радиацией штаммов с профилактическим приемом антибиотиков способны повысить шансы непобедимой германской армии на выживание в грядущих боях, где все перечисленное будет применяться массированно и одновременно.

А может быть, измененные споры нужны для чего-то другого.

– Как бы там ни было, это уже какой-то результат, – молвил Месснер. – Во всяком случае, нам будет о чем доложить, даже если он сдохнет.

– Вы по-прежнему отказываетесь от пробной антибактериальной терапии?

– Никто не вменял мне в обязанность испытывать лекарства.

Штурмбанфюрер помолчал.

– Что ж, хотя бы один, даст Бог. Я и на это не надеялся, если честно признаться. Слишком большая удача.

– Да, второй, похоже, не жилец, – кивнул Берг.

Он ошибся.

Сережка Остапенко выжил.

«Вот вам и расовая неполноценность», – неожиданно для себя подумал Месснер и поморщился: еще брякнет что-то подобное вслух, раз уж на ум пришло.

* * *

Он лежал, плохо соображая, на каком свете находится. Свет, не выключавшийся круглые сутки, резал глаза, но уже не так, как в самом начале, когда у Сережки развился менингит. Он знать не знал, что это такое; он не имел понятия, что в его состоянии гибельной может стать обычная простуда, не то что сибиреязвенное поражение мозговых оболочек. То, что он остался в живых, действительно было настоящим чудом. Чудеса случаются редко, но не так чтобы очень, их просто не замечают, списывая на счет неизвестных науке явлений, которые, однако, со временем обязательно получат заслуженное объяснение.

К нему продолжали ходить прорезиненные и просвинцованные садисты; им занимались, его изучали, ему удивлялись.

И Остапенко интуитивно догадывался, что ценность его особы постепенно и непонятным образом растет.

Он видел недоумение немцев и понимал, что теперь его хотя бы не прибьют, как муху. Точно, не прибьют... А к опытам он постепенно стал привыкать. Он терпел невыносимые мучения, но неизменно выздоравливал, и этот последний процесс даже начал доставлять ему естественное удовольствие.

И еще Сережка размышлял о побеге.

Размышлял – это, ясное дело, сильно сказано. Не размышлял – мечтал. Сбежать из трюма не сумел бы и вооруженный до зубов диверсант.

Но он уже познал чудо – почему бы не произойти еще одному? Он давно перестал полагаться на Бога. Но зачем-то Бог берег его, и не хотелось думать, что Господь покровительствует нацистам, сохраняя удивительный экземпляр для новых испытаний во имя торжества германского оружия.

Часть четвертая ТАЙНАЯ АКТИВНОСТЬ

Глава одиннадцатая ЛЮБУЯСЬ КРАСОТАМИ

Номера в монастырской гостинице были двухместные, и Чайке как даме выпало поселиться одной, в ожидании соседки. Из этого можно было извлечь пользу, и Посейдон отвел Артемия в сторону.

– Постарайтесь сделать вот что, – сказал он негромко. – В прибывающей немецкой группе есть женщины. Постарайтесь поселить одну в этот номер.

Монах с сомнением покачал головой.

– Это будет трудно устроить. Там две женщины, и естественнее будет поселить их вместе.

– Понимаю, но вы все-таки попытайтесь. Организуйте путаницу с бронью. Если немка слишком явно заартачится, то уступите. Пусть хотя бы проявится: активное нежелание послужит косвенной уликой.

– Как и активное желание, – заметил Артемий.

– Это верно, – согласился Посейдон.

– Зосима будет ждать вас в церкви через полчаса. Желательно, чтобы вы вошли в курс дела до прибытия группы.

– Да, конечно. Мои люди уже переодеваются...

Брови Артемия поползли вверх:

– Что значит – они уже переодеваются? Вы уже готовы, что ли, выступить в роли реставраторов?

– Да нет, – улыбнулся Каретников. – Никаких фартуков и косынок. Я не вполне правильно выразился. Они... оснащаются.

Монах понимающе кивнул.

– Надеюсь, что вы не проявите вопиющую неосведомленность в профессиональных вопросах.

– Не беспокойтесь. Мы будем молчать как рыбы, лишнего не ляпнем. В конце концов, вода – наша привычная стихия.

Помявшись, Артемий сказал:

– Руководство обители... очень просит не забывать, что на территории находится детский лагерь...

Каретников, уже направившийся в свой номер, резко остановился.

– Какой еще, к черту, детский лагерь?

– Но разве вас не поставили в известность? На острове разбит детский православный лагерь. Дети помладше приехали с родителями, те, что постарше, – без сопровождения. Целая орава.

Забавно, что Артемий никак не отреагировал на поминание черта. Посейдон сжал кулаки.