Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях

Порта, не зная, как пособить беде, назначила пашой дамасским простого делибаши, начальника сотни наездников Гендж Юсефа, который отличился в службе у пашей дамасских своими подвигами противу ваххабитов. Гендж Юсеф ваххабитов не укротил, но оказал великую услугу истреблением буйной партии янычар дамасских и покорением племен ансариев и исмаилитов, которых успел обложить податью, уняв их дикую независимость и разрушивши их замки. Бунты и междоусобия пашей были во все это время нормальным злом Сирии. Уже Мустафа Бербер, случайно назначенный комендантом цитадели тараблюсской, овладел всей областью, брал с народа подати по произволу и не признавал над собой ничьей власти. Паша дамасский пошел на него с огромным войском, осадил крепость и заставил Мустафу бежать к аккскому паше. Порта в свою очередь досадовала на слишком большое усиление дамасского паши, в приемах которого проглядывал характер Джаззара. Чтобы испытать его расположение, ему было поведено идти со своим войском и казной на войну с Россией[159]. Паша отвечал, что ему надлежало прежде всего защищать свои области противу ваххабитов. Тогда было поручено Сулейману, на верность и на тихий нрав которого Порта вполне полагалась, погубить своего соседа и занять его пашалык. Сулейман вызвал эмира Бешира. Эмир с 15 тыс. горцев обложил Дамаск и требовал от жителей выдачи опального паши, под угрозой спустить с Ливана 50 тыс. горцев и отдать им город на разграбление. Гендж Юсеф недолго устоял: опасаясь собственных войск, которые в предчувствии его падения стали грабить его имущество, он забрал свою казну и бежал в Антакью (Антиохию), откуда поплыл в Египет. Он был дружески принят Мухаммедом Али и скоропостижно умер, чтобы оставить египетскому паше свои богатства (1815 г.).

Сулейман-паша занял Дамасский пашалык и назначил опять Бербера в Тараблюс. Прибрежная часть Палестины уже за несколько лет перед тем была занята буйным Мехмет-беем Абу Набутом[160], одним из мелких тиранов, которыми изобиловала Турция. Он укрепил Яффу, имеющую отличное военное местоположение, построил набережную с батареями по уровню вод и оставил в этом городе много страшных воспоминаний и два красивых фонтана. Сулейман-паша незадолго до своей кончины с разрешения Порты выслал на него войско и заставил его спасаться бегством в Египет (1819 г.). Мухаммед Али исходатайствовал ему помилование султана и пашалык Салоникский. С того времени вся прибрежная Палестина вошла в состав Аккского пашалыка.

Сулейман постоянно жаловал эмира Бешира, оказывал ему много почестей и присоединил к его княжеству плодородную долину Килисирийскую, именуемую теперь Бекаа, откуда снабжается хлебом Ливан. Это приобретение всего более послужило к возвеличению эмира и его семейства, сделавшись источником его обогащения.

В то время когда двенадцатилетний сирота Бешир ходил искать службы у своего дяди, владетельного эмира Юсефа, все его добро состояло в одном вороном жеребце, которого порода доселе тщательно сохраняется в заводе у эмира, в одной сабле и в одном вьюке домашних пожитков. Он поселился в скромном домике в деревушке Бейт эд-Дин[161], поблизости Дейр эль-Камара. Теперь, сделавшись властелином гор, поправши своих соперников и усиливши свое влияние более всех предшественников, он обратил скромный приют своей юности в великолепный дворец с мраморными фонтанами, с легкими колоннадами, со всеми прелестями и со всеми причудами арабского зодчества. С двадцати верст расстояния он провел туда горные потоки[162]. Вода, которая в здешних климатах проливает жизнь и прозябание и в песок, и в скалу, покрыла садами и плантациями окрестные пригорки. Сотни арабских кобылиц благороднейших пород Сирийской пустыни и Хиджаза наполняли его конюшни, и более тысячи отборных всадников, телохранителей эмира, составляли гарнизон дворца и были готовы по первому слову скакать по всем направлениям для исполнения приказов центральной власти, которая заменяла мало-помалу при этом даровитом князе феодальные самоуправства вассалов и облегчала участь поселян. Она основывалась не на буйном содействии шейхов, но на признательности народной. Возрастающее благоденствие на Ливане и правосудие Сулейман-паши, который заменил умеренным постоянным налогом грабительство Джаззарово, позволяли эмиру, не притесняя народа, собирать значительные суммы, которыми поддерживался блеск его дворца и водворялась кругом его роскошь, эта могучая пружина политического влияния во всем азиатском мире. С другой стороны, эмир отнимал уделы у провинившихся вассалов и жаловал ими своих сыновей.