Сирийская жара

— Спокойнее, — ухмыльнулся он и подобрал игрушку, быстро нащупав в ней твердый предмет. Вскрыл инопланетянина по шву и достал телефон. Акчан, проинструктированная мужем, предусмотрительно держала сим-карту и аккумулятор отдельно от мобильного.

Когда он отобрал у нее телефон, Акчан будто потеряла последние силы. Она догадалась, что причина сегодняшнего ночного вторжения не в дяде, а все-таки в муже.

Секо позвал бойца, стоящего все это время за дверью как безмолвный и промокший под дождем страж. Передал ему сумки курдянки, а ее повел сам, крепко ухватив повыше локтя. Они спустились к площадке, где их ждали машина и Авдалян.

Пока курдянка с детьми усаживалась в заляпанный грязью джип, Секо отвел Шивана в сторону.

— Ты поаккуратнее с ней, — посоветовал телохранитель. — Она решила, что ее уничтожат, терять ей нечего и ради детей может пойти на любую крайность. Переубедить ее невозможно. Проводник будет вас ждать. Он иранский контрабандист, нами хорошо прикормленный. Заплатят ему за этот переход прилично, так что тут никаких неожиданностей ждать не приходится. Что с паспортами?

— Обижаешь, — Авдалян хлопнул Секо по плечу. — Я вернусь, как только будет ясно, что она успешно перешла границу.

За последние несколько лет позиции Авдаляна укрепились не только в русском батальоне, но и в РПК. Он был вхож к руководству. Карайылан единственный знал, что Шиван человек, имеющий связь с российскими спецслужбами и дорожил этим контактером. Поэтому просьба задержать Карвана до выяснения обстоятельств ради безопасности не только РПК, но и YPG, не вызвала у руководителя партии особых вопросов. Более того, ее оценили по достоинству. Помощь от русских курды принимали охотно. Карван один из старейших командиров, но малейшее подозрение в сговоре с любыми спецслужбами приводило к жесточайшим проверкам. На этом незыблемом правиле держалась вся система безопасности. Карвана решили пока что не прессовать, как и просил Авдалян.

— Думаю, завтра к вечеру буду в лагере. — Авдалян сел за руль.

Акчан сжалась на заднем сиденье, облепленная напуганными детьми. Девочка прижимала к себе медведя с распоротым животом, как тяжелораненого. Дети тут привыкли видеть изувеченных войной людей.

Дождь усилился, темнота окутала машину, залепила окна, дворники не справлялись, сметая налипавшие листья, сбитые ветром. Секо ошибся, Акчан не собиралась нападать. Она решила, что Салар уже мертв и ей надеяться не на что. Увезут подальше от лагеря и прикончат в лесу. А вещи разрешили взять, чтобы успокоить, чтобы не подняла шум там, в лагере. Никто никогда их не найдет, останутся только несколько холмиков под опавшими солеными, как слезы, листьями тамариска.

Однако они ехали и ехали, путь не кончался, и дети уснули, укачавшись на ухабистой горной дороге. Акчан глядела в темноту, измученная, осиротевшая и обездоленная женщина.

Но часа через два сложной дороги машина вдруг затормозила. Стал слышен дождь, барабанящий по крыше джипа.

— Что случилось? — Акчан подалась вперед, чтобы увидеть сбоку лицо Авдаляна.

Тот был расслаблен и отмахнулся:

— Все нормально. Ждем проводника.

— Куда? В Иран? — изумилась курдянка. — Зачем? Что я там забыла с детьми? Меня посадят за незаконный переход границы.

— Никто тебя никуда не посадит. Все будет гораздо лучше, чем сейчас. Не задавай лишних вопросов и делай что велят.

Акчан вскрикнула, когда вдруг из полной темноты прямо рядом с окном машины возникла морда лошади. Блеснули глаза животного, мокрого и грустного.

— А вот и он, — обрадовался Авдалян. — Там за спинкой сиденья дождевики для тебя и детей. Советую надеть, иначе промокнете насквозь, а добираться еще долго.

Весна 2019 года. Сирия

Василий — человек неприхотливый. Он считал порой, что, десантируй его в пустыню, он и там найдет себе пропитание, как бедуин с прокопченным солнцем лицом в одной дишдаше на голое тело.

Во всяком случае, он в это верил, до тех пор пока не прилетел в Хмеймим. Погода двадцать пять — тридцать. Средиземноморье. Красота!

Вася не любит себя обременять лишними вещами и посему не взял ничего, кроме «Беретты» и ПМ. Выложил и аптечку, которую ему настойчиво совала в сумку Виктория, о чем вскоре пожалел.

Сначала Егоров обгорел, когда показывал удаль в стрельбе знакомым ребятам из ССО[9]. Он с ними встречался еще в Кубинке в ЦСН[10], когда решал там свои контрразведывательные задачи. И чего греха таить, пострелял он и там.

Здесь Вася сдуру снял рубашку и погорел. А измученный жаром (хоть милосердные и запасливые девчонки-военнослужащие из соседнего модуля, сжалившись, намазали его кремом), он простудился под кондиционером.

Так что Ковбой, как Василия называли здесь за глаза, слег с бронхитом. Единственным утешением оказалось то, что он в модуле на две двухъярусные койки находится в гордом одиночестве. На соседней койке, правда, лежали чьи-то вещи — джинсы и рубашка, от которых разило табаком, однако хозяин не объявлялся вот уже четвертые сутки. Вряд ли кто-нибудь выдержал бы Васины оглушительные сморкания и бухающий, как в бочку, кашель.