Сирийская жара

Он так рвался на встречу с курдом, но теперь хотел, чтобы как можно дольше не появлялся ни Горюнов, ни кто-либо из спецназовцев, кто занимается выковыриванием курда с территории Сирийского Курдистана. Не жаждал Егоров проводить это серьезное мероприятие, чихая и кашляя на Салара. Как-то несолидно, что ли. К тому же майор понимал, что курда ему не привезут «с доставкой на дом», то есть на базу Хмеймим.

На пятый день сидения в модуле, кашляя, страдая от ломоты в суставах, не привыкший в принципе болеть, да к тому же вдали от дома, Егоров с кислой миной, небритый, поплелся в столовую поужинать. Врач настаивала, чтобы он ел как следует.

Без аппетита он проглотил гречку с сосисками, хотя на отсутствие аппетита никогда не жаловался. Но он бы сейчас не отказался от пельменей или удмуртских табаней с зыретом, которые любил есть в Ижевске. Виктория еще здорово жарит перепечи…

Егоров, подумав о Вике, впал в романтический минор и побрел в свой железный коробок-модуль, накинув на плечи спортивную куртку, которую жена ему всунула-таки в сумку в последнюю минуту, несмотря на его уверения, что он сварится вкрутую под сирийским солнцем безо всякой куртки.

Вася подумал, что одна из девчонок, светленькая, которая его мазала кремом в первый же вечер, а потом приносила пару раз чай, когда он лежал с температурой, вообще ничего себе.

«Можно и вместе почаевничать», — размечтался Вася, и походка его стала расслабленно-вальяжной, а-ля моряк сошел на берег.

Но вдруг он смутно различил, что кто-то сидит на деревянной палете, которую использовали вместо ступени, подставляя к двери, расположенной довольно высоко от земли. Почти как комингс у моряков — такой большой порог. Мигал оранжевый огонек сигареты, вспыхивая на затяжке, словно этот кто-то подавал таинственные сигналы в вечерней южной темени. Пахло горячим железом и бетоном, немного морем и табачным дымом.

Егоров испытал волнение и сожаление, что вечерок со светленькой, похоже, накрылся медным тазом. Достал из кармана фонарик, которым здесь обзавелся в военторге, и посветил на вечернего гостя. Перед ним сидел грустный араб в пыльном камуфляже-мультикам, с недельной черной щетиной, тронутой легкой проседью. Он докурил сигарету буквально до фильтра. У его ног стоял «Калашников», на поясе висела кобура под «Стечкина», а еще одна набедренная облегченная кобура с ТТ. Вася оценил подобный набор как слишком солидный для простого араба.

«Интересно, как этот араб проник на базу? — подумал Егоров. — Ему еще на голени кобуры не хватает для полного комплекта. А я, между прочим, не вооружен. Сейчас шмальнет этот мутный тип, и чего делать?» — Вася оглянулся. Вдалеке появились фигуры нескольких мужчин.

— Ну чего ты вертишься? — вдруг хрипло по-русски спросил араб, правда, с акцентом. — Отпирай ларчик! Мироша пошел в баню и утащил ключ. А я хочу вытянуть ноги — пять часов за рулем, как погонщик верблюдов. Песка набилось в глотку доверху, как в боксерскую грушу. Ты же Егоров?

Вася захлопнул отвисшую челюсть и начал догадываться, кто перед ним, вспомнив, что слышал этот голос с хрипотцой на диктофоне Меркуловой.

— Вы Горюнов, что ли?

— Что ли, — вздохнул полковник и фильтр от сигареты сунул под палету. — Не выкай, перестань светить мне в глаза прожектором и открой наконец дверь.

Егоров хрюкнул, то ли кашлянув, то ли подавившись от возмутительной бесцеремонности этого типа из УБТ.

«Ну и гусь!» — подумал майор, включив кондиционер и оглянувшись.

При свете, в полный рост, несмотря на худобу, Горюнов показался гораздо крупнее. А когда он разделся до пояса, впечатлила его мускулатура, какая бывает от многолетних тренировок в каком-либо из видов восточных единоборств, что-то вроде карате или ушу. На левом плече у него два больших шрама, похожие на осколочные, когда рана с рваными краями.

— Меня Петя зовут, — Горюнов повернулся и протянул ладонь.

Если бы он не так сильно и живо сжал ему руку, Вася решил бы, что поручкался с мумией, такая сухая и костлявая оказалась ладонь с длинными музыкальными пальцами.

— Василий, — Егоров сел на свою койку и ожидал продолжения разговора, однако Горюнов, сбросив кобуры с пистолетами в металлический шкаф, стоящий в ногах кровати, туда же поставил автомат, снял ботинки и штаны, оставшись в трусах, и улегся поверх одеяла.

— Сейчас, несколько минут, — пробормотал он и тут же уснул.

Обескураженный майор смотрел на него, недоумевая: «И это их хваленый Горюнов? Какой-то умотанный тип, небритый, обтрепанный, пыльный. Неужели он в самом деле был нелегалом? Никогда бы не подумал. И мне с ним придется найти общий язык? Единственное, что утешает, он вроде не заносчивый. Общается по-простому. А кто этот моющийся в бане Мироша? Если Петр такой измотанный, как мы будем работать? Дела-то серьезные предстоят, требуют собранности».

Прошло двадцать минут, и Горюнов как ни в чем не бывало сел на кровати и потянулся к камуфлированной куртке, которую бросил на кровать в ногах. Достал смятую пачку сигарет. На ней Вася углядел только арабские надписи.

— Здесь вообще-то не курят, — намекнул Егоров.