Сирийский скальпель

Поначалу Соколова постигло разочарование, граничащее с отчаянием.

Бокс оказался пуст. Точнее, он был наполнен всяческим хламом, среди которого взгляд не выхватил ни одного подозрительного предмета. Вдоль стен стояли верстак, два металлических шкафа, стеллаж, стопка из разнокалиберных покрышек… Посередине зияла длинная смотровая яма. На потолке тускло горела единственная лампа дневного света.

«Ничего. И ни единого намека на то, зачем мы сюда прибыли, – проносились в голове Сергея невеселые мысли. – Но ведь кто-то здесь стрелял! Или мы ошиблись? Может, хозяин бокса просто выпрямлял молотком кузовную деталь? Вон и молоток на верстаке лежит, а рядом крышка багажника. Если он сейчас озвучит именно такую версию – придется отпустить и сваливать из гаражных боксов с пустыми руками…»

Он тяжело вздохнул, представляя, как придется извиняться перед Славой, а потом возвращаться в Москву и докладывать о результатах холостого рейда начальству. Но, глядя на потолок, вдруг подумал: «А почему здесь такое слабое освещение? Если хозяин действительно работал, правил крышку, то его явно недостаточно».

Соколов отстегнул от ремня фонарь, включил его и вновь принялся осматривать внутреннее убранство бокса. И только теперь узрел небольшую дверцу, устроенную в вертикальной стене смотровой ямы.

– Андрюха, ну-ка проверь, что там, – приказал он Жерину.

Тот нырнул в яму, встал сбоку от дверцы. Одной рукой приготовил пистолет, другой схватился за неприметную ручку и, потянув за нее, осторожно приоткрыл.

Из образовавшейся щели брызнул яркий свет.

«А вот это интересно», – отметил про себя майор и тоже спрыгнул в яму. Его примеру последовал Костин. Прикрывая друг друга, они проникли в помещение…

Под боксом спецназовцы нашли несколько больших комнат. В самой первой хозяин обустроил тир: шкафчик с оружием и боеприпасами, мишени, пулеуловитель.

Ну, а дальше последовало одно открытие за другим. Длинный коридор вел из тира под соседние боксы. Слева располагалось несколько пустых камер, в которых, по предположению Соколова, временно содержались пропадавшие горожане. Далее они обнаружили помещение со специальными холодильниками, хирургический кабинет и еще три комнаты. Одна из них находилась рядом с хирургической, в ней хранился медицинский инструмент. В другой было смонтировано оборудование, обеспечивающее нужную температуру и влажность. А в третьей стоял ужасный запах, исходивший из пяти пластиковых бочек.

– Фу, что за вонь?! – прикрыв нос рукавом, направился к бочкам Жерин.

Сняв с одной из них крышку, он проглотил вставший в горле ком и забористо выругался. Бочка была почти доверху заполнена человеческими останками.

– На выход, парни! – скомандовал Соколов.

Поднявшись в бокс, он приказал Губину настроить «шарманку» и доложить командованию о страшной находке.

* * *

Володя Губин окончил Калининградское инженерное училище и в группу Соколова попал случайно – благодаря счастливому стечению обстоятельств. Генерал Кузенко искал для группы хорошего связиста, а коллега сосватал ему инженера-подрывника.

– На кой мне подрывник? – попытался возразить тот. – Мои ребята сами взорвут что угодно – без чьей-либо помощи!

– Он на все руки мастер. Настоящий уникум! Специальность у него по диплому – «инженер-подрывник», а радиодело – для души, хобби. Да только это хобби на таком высочайшем уровне, что любой профессионал позавидует.

В общем, вызвали, побеседовали. И определили на трехмесячный испытательный срок к Соколову. Оказалось, действительно уникальный специалист. Любое сломанное радиопередающее устройство мог разобрать, отремонтировать, собрать и настроить в полевых условиях.

После первой же серьезной операции, когда осколком гранаты разворотило станцию спутниковой связи, а Владимиру удалось ее оживить, Соколов сам попросил Кузенко оставить в группе этого талантливого парня.

Его оставили и даже присвоили очередное звание. Сидя за столом, где группа отмечала это событие, Губин посмеивался и рассказывал о себе:

– В детстве родители заставляли меня заниматься скрипкой. Мало того что я ходил в музыкальную школу по этому инструменту, так они еще и на дом приглашали учителя – сухого очкарика из филармонии. Я его жутко не любил. Нет, он не бил меня тростью смычка по спине, не орал и не задавал жутко сложных по исполнению упражнений. Просто после каждого занятия родители с трепетом ожидали его оценки, а он бросал: «Бесполезно…» Родителей это расстраивало. Они принимались читать мне нотации, напоминая о том, что настоящая музыка – это труд, и если я хочу чего-то добиться в этой жизни, то должен трудиться с утра и до вечера.

– А ты? – любопытствовали новые товарищи.

– А я хотел побыстрее отделаться от очкарика, сесть за стол, включить паяльник и продолжить работу над своей мечтой.

– Что за мечта? Если не секрет, конечно…