Рассмотрела в полутьме Томилка волосы - будто рыжий огонек, так и ластится. Так и светятся. Завернула в платок, стянула узелок.
Наскоро собралась - ноги в лапотки сунула, верхнее платье накинула, да из дому - шасть.
Во дворе оробела малость. И то сказать, ночь тихая была, не праздничная. Лунь на цепках да звездочки частые, тишь-гладь. Изредка взбрехивала собака, перекликались ночные букашки.
Успокоилась да пошла.
Ах, хорошо было на улице! Тихо, тепло. Не страшно совсем. Из избы в оконце глядеть - и то страшнее. Совсем осмелела Томилка, до овражины одним духом добралась.
В овраге том ключ-студенец пришёптывал, в речонку оборачивался. Речонка собой неказиста, курица ноги не замочит. А прямо посередке пень стоял. Чёрный собой, точно зуб гнилой. Вода его со всех сторон обтекала, обнимала, как сестрица братца.
Томилка подол подобрала, лапотки скинула, да на пень уселася.
Обратилась затылком к лесу ночному, набухшему. Заговорила.
-Постригуша-кумуша, Постригуша-любушка, ты приди на гостевание, приди за подарочком. Забери волос густой, дай волос пустой, да голос петушиный, да дух козлиный, да зубья редкие, да болести крепкие.
Узелок же с волосками Илейкиными позади себя положила.
Сказала - замерла. И вот - тихо стало. Смолкли птахи. Букашки-козявочки и те бросили в траве вошкаться.
Холодом дохнуло в затылок Томилке, водица встрепенулася, булькнула, словно кто грузный зашел.
И вновь запела-заиграла живность.
Обернулась Томилка - нет узелка. Хлопнула в ладоши. Заговор-то, слова заветные, Томилка нарочно искорябала. Вот ужо будет Илейке проплешь как у деда!
Засмеялась в кулак. Вот как славно она придумала!
В дом вернулась радостная, заглянула к Авдеюшке - спал тот, сердешный. Ровно котенышек под одеялом свернулся. Ножки у него завсегда мёрзли, даже в летнюю пору. Томилка ему носочки связала, одеяльце справила с пухом лебяжьим.
Сама под одеяло нырнула. Озябла, покуда бегала. Погрелась, да заснула.
Стук-постук, стук-постук, ровно кто балуется, под окошком играется.
Томилка глаза открыла.
Тишина стояла - мёртвая. Ночь глухая, только лунь в окошко пырится. Бледный, точно луковица загнившая.
Стук-постук.
Нахмурилась Томилка, встрепанную голову подняла. Что за притча? Кому такому неспокойному бродить вздумалось?
Или - похолодела - тати пробрались, с ножами вострыми, с личинами березовыми? Ох-ох, тошненько…
Пса хозяева не держали. Была до сего лета псица-белица, злая, желтоглазая, быстроногая. Была да сбегла. А нового охранника завести не поспели.
Спустилась Томилка с печки. На карачках к оконцу пробралась. Глянула. Пустой двор, свет луни играет-мигает. Только успокоилось сердечко Томилкино, как разглядела - открыта калитка-то. Как так? Неужто она крючок не набросила, позабыла?
А тут заплакал Авдеюшка у себя. Томилка к нему поспешила.
-Что такое, воробышек? Али сон дурной?
Авдеюшка на кроватке сидел, в оконце пальцем тыкал.
-Баба там ходит, Томилушка!
-Какая баба, соколик? Приснилось тебе, привиделось.
-Чужая баба! Дикая, лесная.
Томилка только руками всплеснула. Поглядела в окошко - и нет никого, а на душе неспокойно, муторно. Авдеюшка смотрел, молчал. Не из боязливых парнишечка, даром что безногий.
В сенцах стукнуло. Там Томилка точно дверь засовом заложила. Ровно кто за кольцо подергал. Укреп проверил.
-Не ходи, - шепнул Авдеюшка.
Томилка только бровки сдвинула.
Не из робких была. Когда только приехала, ее, чужачку пятнистую, начали парни местные задирать. Так Томилка дрын взяла и погнала тех парней, как коз с огорода.
В сенцах темно было.
Прихватила Томилка топор хозяйский.
-Кто там ходит, кто бродит? Назовись!
Прошелестело за дверью, ровно кто одежой обтерся, постучало по крылечку костяным стуком.
-Знаю тебя, слышу тебя! Вот ужо спущу собак!
Тут гулко брякнуло в комнате, где спал-почивал Илейка.
Томилка присела сначала, а потом туда метнулась, запнулась в темноте о сбитый половичок, ворвалась к Илейке с топором наотмашь.
Тот сидел на полу, на заднице, открыв рот, таращился на окно. Перевел взгляд на Томилку, попятился, заскреб босыми пятками.
-Т-ты чего эта, а?
-А ты чего?! - запальчиво крикнула Томилка.
Илейка молча указал на окно. Томилка подалась ближе, и в то же времечко просунулась в комнатку костяная рука, зашарила по постели.
Взвизгнула Томилка да ударила топором.
Брызнули перья подушкины, брызнуло сухой кровью, за окном взвыло, завизжало свиньей.
Илейка с Томилкой, не сговариваясь, кинулись из комнаты вон.
Дверь Илейка захлопнул, сундуком припер.
Друг на дружку уставились.
-Ну, ты бедовая, девка, - выговорил Илейка.
Тут только разглядела Томилка хорошенько, что с гривы Илейкиной прядку выстригли. Да ровно так отхватили. Илейка тоже это почуял, подергал себя за волосы.
-А я сплю, главное, - заговорил растерянно, - и мнится, будто на кровать с головы бабка моя подсела. Села и сидит себе, поглядывает. Я наперво и не вспомнил, что преставилась прошлой весной. Сидит, бабкает себе под нос, а с губ пена серая, кап-кап мне на лоб. Проснулся, глядь - в окно чужая харя таращится…
Томилка всхлипнула. Сердито утерла рукавом нос.
Проговорила с дребезжанием в голосе: