Сирингарий (СИ)

— Долго объяснять, девушка. Давно я ее ищу, много земли обошел, много железа истер...

Марга вскинулась сердито.

— А я понятливая!

Рассмеялся Калина.

— Добро. Вот тебе мое слово. Коли выйду живым, так все тебе поведаю, ничего не утаю. Но и ты скажи наперед: на погибель меня вела?

— Такой уряд поставлен, — отвечала Марга едва слышно, подняла плечо. — Ты у меня первый гость. Должна была тебя к Сто Маху-батюшке подвести, угощение поставить.

Калина склонил голову. Серьга блеснула красным. Калиновым.

— Для него берегла, значит?

Марга кивнула.

Молчал Калина, постукивал пальцами по пластиночкам пояса.

— А скажи, девушка — садится ли Чага на землю, или по верхам вьется?

Марга задумалась..

— Не садится, — отмолвила. — Никогда того не видела. Плещется у макушек, глазами горит-шарится, к нам не спускается. Да и нужды ей нет — захочет, лапу протянет, громом разобьет.

Калина пальцами стучать перестал, подобрался весь, как кот:

— Громом, говоришь? И кого разбивала?

Марга вздохнула.

— Был один среди нас, Рад, друг первый мне...все вызнать хотел, что есть оно такое, Чага. И вот, когда нашло, не стал со всеми валиться, а прямо побежал, к березыньке, лестничка у него была заготовлена...Так и не добежал, пала молния, пожгла. А я тогда забоялась, подвела его. Потому и жива осталась.

Калина откинулся спиной на ствол, заплел пальцы на затылке. Взгляд у него сделался пустым.

— Жалко молодца?

Марга опять вздохнула. Потупилась.

— Жалко. Хороший он был. Добрый, веселый. Мы вместе грамотки читали...

— А хотела бы ты, скажем, из Березыни выйти? Своими силами жить, своим умом кормиться? Со мной уйти — хотела бы?

Марга вскинулась, аж задохлась. Щеки загорелись.

— Не отпустит меня Березыня. Думаешь, не пробовала сбежать? Я ее плодь. И сродников как покинуть?

— Отпустит. И тебя, и других неволить не станет, если поможешь мне с Чагой совладать. Она ее сосет, а как отвалится вовсе, так и вы не нужны станете.

Зашлось у Марги сердце, ходенем заходило.

— Как такое содеять? Можно ли?

Усмехнулся Калина, хищные зубы показал.

— На-ка вот, — сказавши так, скинул ей в руку сережку, что огоньком живым моргала.

Марга залюбовалась. До того баска! Сидел камешек на ладони, как жучок-уголек, грел да горел.

— Слушай, девушка. Как найдет Чага гостевать-харчевать, так ты не мешкай, не думай долго — беги к горлышку да кидай туда камешек. От этого Чагу трясца возьмет, а как в корчах земли коснется — тут уж я знаю что делать.

Марга себя за плечи обхватила: зыбало.

— Как же на такое пойду? — сказала жалобно. — Нестаточное дело. Голову подниму, так убьет.

Калина же усмехнулся. Погладил ее по щеке, как тогда, у костра.

— Не убьет. На меня смотреть будет. На меня одного.

***

Устроились кой-как: ночь досидеть порешили на дереве, схорониться на березыньке. Опаска была, что за лыком еще придут. У Марги все в голове смешалось.

Калине, видать, тоже спокойно не сиделось.

— Что же у тебя с глазом, девушка? Поперву думал, что кривая, но ты им смотришь, видишь.

Вздохнула Марга. Потерла бровь. Доточный какой, подумала.

— У нас ведь как: одни от людей рождаются, другие от дерев выходят. Ты меня все березовой девушкой зовешь, так я и есть такова. На сломе родилась, от березы вышла.

— Как — «от березы»?

— Так и так. Вот, ровно таковой изринулась, как посейчас меня видишь. Люди говорят, сперва будто спала, в сорочице...Знаешь, пленочка в яйце? Не сразу в ум пришла. За мной Рад ходил, он меня и приохотил читать...Нас таких, березовых, не много: мне вот свезло, что береза рядом с деревней раскрылась, сразу нашли. А бывает так, что звери до людей поспевают. Или вроде в дом отнесут, обиходят, а так и не просыпаются, истлевают...

Помолчала. И Калина молчал, смотрел, слушал.

Марга кожу березовую погладила, щекой прижалась.

— Один глаз мне припал от лета, другой — от зимы. Летним я вот тебя вижу, березыньки, да что кругом деется. А зимним ровно в иное место зрю через оконце запотелое, замороженное.

— И что ты в том окошке видишь?

— Людей разных. Железо...Огонь. Пользы мне в том вовсе нет, но давно в привычку.

— Ах, девушка, мнится, одного мы с тобой заводу! — вдруг рассмеялся Калина.

Смеялся он хорошо; Марга сама улыбнулась невольно.

Калина смех оборвал, шею вытянул.

— Или дитя плачет?

— Березыня баб да детей не хватает, мужи все да звери с птицами. — Марга потянулась. Сказала медленным, сонным голосом. — То лутошка-голый. Иногда молодые совсем березыньки раскрываются, из них незрелые падают... Хилые, с недоноска. Почти всегда мрут, но некоторые ползают. Вот, за лыком вяжутся, объедки собирают. Ты, главное, не откликайся, глазами не ищи — зачует.

Опустила ресницы.

От темной березовой крови ее всегда в сон тянуло: без видений, глухой.

— Ах ты, — отчего-то с грустью сказал Калина, — лешое детище. Спи, березовая девушка. Я тебя охраню.

***

На утро дальше пошли.

Виновата была Марга: зазевнула, а Калина возьми и пади в ступу.

Девушка охнула только.Одному бы Калине нипочем не выбраться, но тут Марга подсобила: достала из кузовка ремень, закинула в ступу, так и вытянула.

— Ладно, что не в квашню угодил, — утешила.