Сирота

Да, такой деревянный умбон заметно слабее металлического. Ну так и что? Стоил усилий и металла такой щит также не в пример меньше. А парная центральная рейка выступала достаточно мощным ребром жесткости, немало укрепляя в целом конструктивно хлипкую конструкцию.

Вот так и тренировались.

Двое прикрывали, маневрируя. Третий кидал метательные снаряды. А потом, как все заканчивалось, отрабатывали взаимодействие по схеме «лося». То есть, учились заходить с трех сторон на цель. Глухой обороне втроем на отходе. И так далее.

– Ну что, взмокли? – тяжело дыша, спросил Андрейка.

– А то, хозяин, – убирая мокрые волосы с глаз, ответил Устинка.

Все-так полчаса уже плясали.

– Ну ладно. Пошли отдыхать. И сохнуть.

Мокрым быть на морозе, даже в теплой одежде – плохая идея. Поэтому прекратив тренировку, они рысью бросились к землянке. Там им надлежало немного обсохнуть от пота. Подсушить одежду. И только после этого вновь выходить на улицу. Заболеть простудой или, упаси осинка, воспалением легких Андрейке не хотелось совершенно. Да и холопов своих он берег, понимая, что других у него пока нет и не предвидится в ближайшее время. Тем более, что эти более-менее замотивированы им, а другие как себя поведут – бог весть.

– Скучно… – тихо пробурчал Андрейка, развалившись почти голышом на своей лежанке.

– Зато тепло! – отметил Устинка.

– И благодать, – добавил Егорка. – Такая ломота повсюду, что лежать и не шевелиться – истинная благодать.

Парень усмехнулся.

Не привыкшие они к таким делам. Ой не привыкшие. Видно, когда разбойным делом промышляли, только селян и грабили, да путников одиноких. А тут вон какая нагрузка.

Он чередовал тренировки.

Один день вот такая. Второй – обычные упражнения по метаю сулиц и отработке ударов. Чтобы руку поставить. Чтобы сила и точность боя возникла. Потому как ежели кисть слабая, то топором даже сильно рубанув, можно опростоволосится. Центр массы оружия высокий и руку легко выворачивает. Поэтому они работали по подвешенному деревянному болвану, учась бить в тяжелые предметы. Топоры это в какой-то мере портило. Но болван «слепили» из липы, так что металл эту легкую древесину более-менее терпел.

С копьем полегче. Но все-таки навык тоже нужен. Так что работали они с чучелом из пучков сухой травы. Отрабатывая всего несколько обычных ударов. Но зато по сто, по двести повторений за тренировку. Доводя их до автоматизма.

Час полтора каждый день уходило у холопов Андрейки на тренировки. И чем ближе была весна, тем больше усилий тратилось на это. Потому что час Х приближался. Да, возможно никто и не придет к ним больше. Ну и славно. А если придет? А если судьба не решит ограничиваться легким испугом? Тем более, что послужильцы ему действительно были нужны. Нормальные. Крепкие. Добрые. И он был готов лепить их даже из этого весьма сомнительного теста…

* * *

Отец Афанасий уже вернулся в Тулу после общения с митрополитом. И теперь задумчиво вышагивал по церкви, поглощенный своими мыслями. Не такого он приема ожидал… не такого…

Все слова митрополита он прекрасно поняли и уяснил. Но понять и принять – разные вещи. Макарий, без всякого сомнения, был прав на своем уровне. Кто для него этот Андрейка? Ну, удумал парень какую-то лампу и печку? И что? Это все для митрополита выглядело мелочно и глубоко второстепенно. А само дело с Андрейкой совершенно ничтожным и решенным. Ему больше интересовало откуда на Русь попала эта краска и можно ли ее еще добыть. Ведь обычно ее даже за деньги не купить.

Афанасий же полагал напротив, что все только начинается.

Сто рублей для сделки с парнем митрополит выдал. А огненников[52] своих пообещался прислать позже – к весне ближе. Дабы он смог бы решить вопрос с парнем и полюбовно, и силой, на его усмотрение, не привлекая местных поместных дворян к делу…

Но Афанасию нравился обновленный Андрейка. Просто по-человечески нравился, намного больше чем он старый. И священник рассчитывал на то, что парень лампой, печкой и краской не ограничится. Все его чутье просто вопило о том, что он еще ни раз и ни два удивит людей. В хорошем смысле этого слова. И посему было бы не разумно такого отрока губить.

К тому же он опасался, что нечаянно кто-то узнает о делах этих и начнется буза. Ведь об Андрейке Афанасий столько говорил в своих проповедях, приводя его в пример самоотверженности. Что никто из туляков не поймет и не одобрит силового сценария. Митрополиту, понятно, этот исход никак не мешает. А ему тут жить и с ними хлеб делить, ибо сидение осадное не первое было, и не последнее. Да и вообще, ныне в городе у него есть авторитет и уважение. А что будет, если все прознают про поступок этот? Вопрос. Но вряд ли добром сие кончится.