Сирота с Манхэттена

– Ты всегда будешь меня любить, Кати, счастье мое! Ты мой свет, часть моего сердца. И это мне надлежит вымаливать у тебя прощение, это я увлек тебя в эту авантюру, не подозревая о том, как жесток океан. Господи, как же я сейчас об этом жалею!

Он поднял опухшие от слез глаза к иллюминатору, в котором виднелся кружок розово-золотого неба. Пароход шел своим курсом по успокоившемуся океану.

– Гийом, у меня есть просьба, а времени осталось так мало, – ласковым голосом сказала Катрин. – Силы у меня на исходе, любовь моя, я ухожу. Хочу в последний раз поцеловать Элизабет. Попроси, пусть ее приведут!

– Кати, что ты такое говоришь? Ты же не оставишь меня одного? – вскинулся Гийом. – Нет, с нами этого просто не может случиться! Ты поправишься – только тебе нужно больше отдыхать и лучше питаться. Теми деньгами, что дала тебе мать, я заплачу за каюту второго класса, с хорошим питанием.

У нее уже не было сил даже покачать головой, она с трудом говорила с ним. Гийом помог жене выпить немного подслащенной воды.

– Не сдавайся, любимая! – взмолился он. – Ты столько всего вытерпела за эту ночь, помнишь?

Катрин не сказала – выдохнула:

– Да.

Она прекрасно помнила то жуткое мгновение, когда рухнула рядом с визжащей в панике дочкой.

«И ударилась о металлический поручень… А потом меня швыряло по полу, из стороны в сторону. А очнувшись на руках у Гийома, я сразу почувствовала, что по ногам бежит кровь. И боль в животе была нестерпимая, жгучая…»

Муж отнес ее на койку, где и начались схватки – неумолимо ритмичные и безрезультатные.

Колетт скоренько натянула между койками простыню и одеяло, позаимствованные у одной из соседок, – чтобы скрыть Катрин от любопытных взглядов, зная о ее стыдливости.

– У мамы будет малыш? – спрашивала Элизабет. – Папа, ну скажи, скоро родится ребеночек?

Плотник места себе не находил. Он не сомневался, что у новорожденного не будет ни единого шанса выжить, и все же попытался успокоить дочь. Он охотно перепоручил бы ее одной из соседок по спальному отсеку, на чем настаивала Колетт, но малышка, рыдая, заупрямилась.

– Веди себя хорошо, Элизабет! Я должен помочь маме – разыскать судового врача, поэтому бери куклу и посиди на своей койке, помолись! – воскликнул он, теряя терпение.

Никогда еще он не говорил так резко с их обожаемой дочуркой, их принцессой. Когда Катрин услышала это, в груди у нее моментально похолодело: это конец!

– Гийом, любимый, – слабым голосом проговорила она, – на твои плечи ложится тяжкое бремя. Тебе предстоит самому воспитывать Элизабет, поэтому пообещай, что позаботишься о ней, что наша девочка не узнает ни холода, ни голода, ни тревог.

– Не говори так! Не надо! – взмолился муж.

– Вырасти ее хорошим человеком – честной, искренней, уважительной. И главное – не расставайтесь, пока она не станет взрослой девушкой. Если мои родители предложат забрать ее к себе, откажись, не уступай! В замке она будет несчастна, я это знаю. Хочу, чтобы она росла на американской земле, рядом с тобой. Пообещай, Гийом, чтобы я могла уйти со спокойной душой!

Муж склонился над ней. Катрин была очень бледна, губы ее посинели, вокруг прекрасных зеленых глаз образовались темные круги. И только теперь он осознал: ничто ее уже не спасет.

– Кати, это не может случиться с нами! Ты не можешь умереть!

Она кивнула с печальной и смиренной улыбкой. Жизнь вытекала из ее тела – медленно, неумолимо. Простыня была вся мокрая, теплая.

– Доктор так и не сумел остановить кровотечение, Гийом, – продолжала она. – Моя последняя воля, любовь моя, – пусть мое тело упокоится в океане, сегодня же, в день Господень[11], так будет лучше и для других пассажиров. Пусть у Элизабет останется хорошая память о маме. Вспомни, столько раз ты говорил, что мои глаза в летний погожий день становятся цвета моря – зелено-голубыми, между изумрудом и бирюзой. У меня будет лучшая на свете могила.

Гийом упал на колени возле кровати, прижался лбом к груди Катрин и стал целовать ее удивительной красоты руки. Она произнесла, с трудом шевеля губами:

– У тебя есть мамины деньги. Продай все мои драгоценности, но оставь Элизабет мой крестильный медальон.

– Катрин, любимая, без тебя я ни на что не годен…

– Я буду приглядывать за вами с неба, мой хороший. И прошу, сходи за Элизабет, пока я еще могу с ней попрощаться.

Гийому понадобилось нечеловеческое усилие, чтобы оторваться от нее. Коснувшись дрожащими губами губ жены, он вышел. Не чувствуя под собой ног, он брел по коридору, пока не столкнулся с доктором, которого только тогда и заметил.

– Простите, – срывающимся голосом проговорил он. – Доктор, это правда, что нет надежды?

– Я сожалею, мсье, – ответил тот. – Преждевременные роды – это всегда риск. Ваша супруга держалась молодцом. Я как раз к ней иду.

– Катрин просит привести к ней нашу дочку. Хочу поблагодарить вас за все старания. Это так любезно с вашей стороны – то, что Катрин перенесли в лазарет.