Сирота с Манхэттена

Мадлен подсматривала за ними в приоткрытую дверь. Увидев достаточно, она побежала в буфетную. Венсан потягивал вино из стакана.

– Хозяин хочет забрать из Америки девчонку, Элизабет! – выпалила она с порога. – Так что, мой любовничек, у нас впереди спокойные дни, а то и недели!

– А что с мадам Катрин? Убийство это или несчастный случай?

– Этого не знаю. Только оба плачут, мсье и мадам, я их такими никогда не видела.

– У них дочка умерла, Мадлен! У тебя у самой нет детей, вот тебе и не понять.

– А у тебя? Не бегает ли где-нибудь твой отпрыск, безотцовщина?

– Точно нет!

Он налил вина и ей. На своем обычном месте, за ларем, Жюстен по звукам догадался, что они целуются и о чем-то шепчутся. Он воспользовался моментом, чтобы уползти на четвереньках – до расписной деревянной панели на стене, прикрывавшей выход на черную лестницу, очень крутую и узкую. Тут было темно, холодно, стены в каплях влаги, зато вели эти бесчисленные ступени прямиком к чердачным каморкам, где столетиями проживали слуги.

Белокурый мальчик поднялся на чердак, вполне довольный известием о скором возвращении Элизабет.

Нью-Йорк, Бронкс, воскресенье, 7 ноября 1886 года

Гийом окинул взглядом жалкую обстановку комнаты, в которой они с дочкой прожили несколько дней.

– Сегодня вечером, Лисбет, мы переезжаем, – наигранно веселым тоном объявил он своему ребенку. – Батист, мой друг, нашел нам жилье на Орчард-стрит. Не такое ужасное, как это, и за меньшие деньги. И, как я посмотрю, Колетт снова забыла тебя умыть и причесать!

Как молодой вдовец ни старался, у него не получалось ухаживать за дочкой так же хорошо, как это делала Катрин. Волосы у Элизабет спутались и поблекли. Единственное платье было все в пятнах, туфли и чулочки – в сероватой пыли.

– Днем за тобой сможет присматривать жена Батиста, – продолжал он. – Поверь, она очень милая. Будешь понемножку помогать ей по хозяйству, потому что у нее шестимесячный малыш.

Сидящая на кровати Элизабет кивнула. Своим нежеланием разговаривать она очень огорчала отца.

– Ее зовут Леа, и она француженка, как и мы, – уточнил Гийом. – Ты рада?

– Да, папочка.

Гийом проверил все углы, чтобы ничего не забыть. В комнатушке не было ни проточной воды, ни даже газового освещения. Уборные располагались на улице и были общими для всех жильцов, а потому часто превращались в настоящую клоаку.

Переночевав одну ночь в семейном пансионе, он наконец разыскал Жака и Колетт, которые обосновались на втором этаже в этом вот здании, в Бронксе. Они вчетвером, с сыновьями, занимали одну просторную комнату, и бывший шахтер уговорил хозяина сдать другую, крошечную, Гийому.

– Я рад, что мы съезжаем отсюда, – тихо признался он. – Я постоянно о тебе беспокоился. С Леа все будет по-другому. И денег она столько не запросит.

Он уже застегивал большой кожаный саквояж, когда его вдруг осенило:

– Лисбет, а где мамин крестильный медальон?

– У меня его нет со вчерашнего вечера, пап, – ответила девочка.

– Как это – нет? – вспылил Гийом. – Ты его потеряла? Милая, но это же крестильный медальон твоей мамы, она просила, чтобы я передал его тебе! Предосторожности ради я надел его тебе под нательную рубашку. Кто-то его трогал, скажи? Когда вы с Полем и Леонаром играли на тротуаре, его у тебя отняли?

Элизабет заплакала, все крепче прижимая к груди куклу. Гийом смягчился. Сшитая Катрин игрушка теперь больше походила на грязный узелок.

– Ну же, попытайся вспомнить! – попросил он. – Папа повысил на тебя голос, но только потому, что это золотое украшение – единственная памятка, оставшаяся тебе от мамы.

– Я не знаю, – всхлипнула Элизабет.

Расстроенный плотник перерыл комнату сверху донизу. Времени на это ушло немного, но и толку – ноль.

– Хорошо, спросим еще у Колетт. Она могла снять с тебя медальон и забыть надеть снова. Идем! Скоро стемнеет, а нам еще долго добираться.

Гийом упрекнул себя в том, что проспал часть дня, изнуренный работой и своим горем.

– Знай, моя принцесса, мое ремесло тяжелое, – пояснил он, словно извиняясь.

Вспомнились доски строительных лесов в сотнях метров над землей, пропасть под ногами, бескрайнее пространство, постоянный страх, что упадешь и разобьешься… Без Катрин с ее жизнелюбием, любовью и нежностью Гийом ощущал себя в западне, пленником этого огромного города.

Колетт, похоже, поджидала их в темном коридоре. Стояла, уперев руки в бока, и настроение у нее явно было неважное.

– Что, мсье Дюкен, с вещичками уходите? – как всегда, нараспев проговорила она.

– Да, Колетт. Так уж вышло. Спасибо вам еще раз! Мне повезло, что вы присматривали за Элизабет. Не знаю, что бы я без вас делал.

Он слабо ей улыбнулся, прекрасно зная, что в полной мере оплатил соседке ее услуги. В кошельке почти ничего не осталось, и он уже подумывал продать одно из колечек Катрин.