Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

Она посмотрела на кольцо, ужасаясь тому, что теперь Анри был ей настолько безразличен. Но чувство вины неожиданно сменилось радостью. Она услышала слова, пришедшие ниоткуда, из какого-то таинственного измерения, как если бы кто-то тихонько нашептал их ей на ухо:

«Так уж сложилось, и ты ничего не можешь изменить. Зачем лгать себе?»

Замок Гервиль, в тот же день, незадолго до полуночи

Жюстен в окно столовой смотрел, как удаляется жандармский фургон, влекомый парой крепких серых лошадок. Ему хотелось быть там, подле Роже. Стоящий рядом мужчина дружески потрепал его по плечу.

— В больнице, в Руйяке, о нем прекрасно позаботятся, не беспокойтесь, — заверил его доктор Леон Фоше. — Я напоил его сладкой водой, дал опия, а потом почистил рану. Роже молод, крепок, он выкарабкается!

— Ногу не отрежут, вы уверены?

— Совершенно уверен.

Врач, ростом пониже Жюстена, отступил на шаг и грустно посмотрел на собеседника.

— Я страшно удивился, когда бригадир жандармов приехал вечером и сказал, что нужны мои услуги, — объяснил он. — Думал, зачем побеспокоили так поздно, тем более что в Агре недавно поселился молодой коллега-доктор? Но в округе все знают о нашей с Гуго Ларошем многолетней дружбе. Правда, с тех пор, как вы живете в замке, мы с ним почти не виделись. Я говорил себе: старина Ларош обрел наконец счастье и покой с этим словно с неба свалившимся сыном!

— Я удивился не меньше, увидев вас в кухне! — кивнул Жюстен.

И снова умолк, задумался. Он навсегда запомнил момент, когда старый Леандр помог ему выбраться из люка в погреб и объявил, что старый хозяин застрелился.

Жюстен испытал огромное облегчение, к которому примешивалось чувство пьянящей свободы.

— Когда Гуго лишился разума? — спросил у него Леон Фоше. — Я не посвящен в детали, но полагаю, состояние у него было тяжелое, раз он мог так с вами поступить.

— Прошу прощения за беспокойство, господа, — обратился к ним один из жандармов. — Мсье Ларош, бригадир приступает к сбору показаний. Не могли бы вы подойти к столу?

Жюстен испытал шок, уразумев, что обращаются к нему. Поморщился: отныне придется носить эту злосчастную фамилию, хочет он того или нет. Он оглянулся и увидел, что прислуга выстроилась у стены, под портретами предков помещика и мадам Аделы, урожденной мадемуазель де Белланж.

Раскрасневшаяся, заплаканная Ортанс слабо ему улыбнулась. Старый Леандр уважительно кивнул, а вот Сидони потупилась, ломая руки. Алин стояла чуть в стороне. Она была в скромном платье, с прибранными волосами. Лицо у нее было в кровоподтеках — Ларош ее избил. Вид у Алсида в наручниках был совершенно потерянный.

Все лампы горели, привлекая тучи крошечных мошек. Бригадир, сидя за столом, что-то писал в записную книжку. Рядом с ним другой жандарм ожидал с карандашом в руке, глядя в раскрытую тетрадь.

— Алсид Жамбар, подойдите! — распорядился старший.

Садовник так трусил, что не мог сдвинуться с места. Пришлось охранявшему его жандарму его подтолкнуть. На все вопросы он сначала отвечал только «да» или «нет». Потом велели назвать дату его поступления на службу в замок, перечислить его обязанности и описать, какие отношения у него были с другими слугами.

— А теперь расскажите, что произошло с Роже Мийе, которого мсье Жюстен Ларош нанял конюхом в январе 1900 года, — сухо потребовал жандармский бригадир.

— А что рассказывать? Хозяин упал и слег, а молодой мсье уехал в Америку. Покойной матерью клянусь, из-за этого старик и тронулся умом! Но стал понемногу поправляться. И потребовал, чтобы Роже, хороший парень, пристрелил Районанта, лошадь мсье Жюстена. Я принес заряженное ружье.

Леон Фоше, стоявший рядом с Жюстеном, увидел, как молодой человек содрогнулся от негодования.

— Роже не захотел. Оно и понятно, господин жандарм: красивый конь, здоровый, без изъяна! Хозяин рассвирепел, выхватил у меня ружье и стрельнул. Роже упал, где стоял.

— А потом?

— Мое дело — слушаться. Хозяин приказал спустить Роже в караульную, но через винный погреб, куда есть доступ со двора. Чтобы старый Леандр с Ортанс не увидели — они еще не ложились.

— Вы стали соучастником преступления, Алсид Жамбар, — заявил полицейский.

— И в мыслях такого не было!

Жюстена стало трясти от гнева. Доктор, положив ему руку на плечо, сказал:

— Этот тип — идиот, полный болван. Спокойствие, мой юный друг!

— Или притворяется таковым, доктор. Едва завидев меня за конюшней, он сразу схватился за вилы!

Не веря своим ушам, бригадир выразительно закатил глаза. Потом зло посмотрел на Алсида и сказал:

— Говорите, и в мыслях ничего такого не имели? Приберегите это для суда, так всем и скажете. Идем дальше! Что вы сделали потом?

— Старый хозяин пошел в дом, а я — на кухню, выпить чарочку. Тяжело было на душе… Утром господин Ларош и говорит: идем со мной в конюшню. Я привел Районанта с пастбища, поставил в денник и пристрелил — две пули в черепушку. Боялся потерять место, сделал, как было велено. А остальным сказал, что Роже рассчитали и что он больше в замок ни ногой.