Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ)

— Еще несколько дней в том же духе, и я привыкну.

— Лучше не надо. Продолжать в том же духе, я имею в виду. — Он снял с моего плеча сумку. — Пойдем, провожу тебя до общежития, чтобы не заблудилась.

— Я собираюсь в библиотеку. И я помню, где это.

Впрочем, отбирать у него свою вещь я не стала, а то с него станется снова на руках понести. Не то чтобы я была против…

И как-то надо сказать, что мы не увидимся вечером. Так и скажу, в самом деле, это же не я передумала, а обстоятельства. Чуть позже. Не хотелось портить себе настроение окончательно.

Родерик рассмеялся.

— Скажи на милость, как за тобой ухаживать? Постоять за себя сама можешь, дойти до места тоже, тяжести таскать, опять же…

— Ну извини, — против моей воли в голос пролился яд, все-таки слишком сложный день был сегодня. — Если ухаживать можно только за немощным цветочком, так я с самого начала не пыталась им притворяться. Знал, с кем связываешься.

Он снова улыбнулся.

— Знал, конечно. — Родерик стал серьезным. — Что-то сегодня мне особенно не удаются шутки… Нори, если бы мне был нужен немощный цветочек, я бы не стал ухаживать за бойцовым котенком. Я вижу, какая ты, и не собираюсь требовать, чтобы ты изменилась, только потому, что рядом с немощным цветочком проще чувствовать себя большим и сильным.

— Но все-таки ты меня провожаешь.

— Я мог бы сказать, что, когда барышня нравится, хочется быть с ней рядом и проводить — вполне себе повод, и это было бы правдой…

Я зарделась.

— Но есть кое-что еще, — по-прежнему без тени улыбки добавил он. — Я не хочу, чтобы ты гуляла по университетскому парку одна. Не для того, чтобы оградить тебя от других людей. Если у тебя появятся друзья, с которыми вы будете ходить компанией, я только обрадуюсь.

— Из-за Бенедикта? Думаешь, ему больше делать нечего?

— Оба его родителя злопамятны, и вряд ли он вырос другим. Я уверен, что он не присмирел, а ищет варианты отомстить чужими руками. — Родерик помолчал, словно колеблясь. Я молча ждала. — Но дело не только в Бенедикте. Я очень надеюсь, что и Алек, и Рейт правы, а я просто делаю из мухи слона. Но если в этом году еще один студент загуляет, я не хочу, чтобы им оказалась ты.

— Я не собираюсь… — начала было я, осеклась, сообразив. — Думаешь, Конрад на самом деле не загулял?

Родерик ответил не сразу:

— Не знаю. Каждый год в университет поступает около двух сотен студентов. Каждый год отсеивается десятка два первокурсников. Большей частью это целители, у которых не оказывается дара…

— Дара? Разве можно поступить без магии? — перебила я.

— Магия само собой. Но дар целителя состоит в том, чтобы использовать не только свою силу, как это делают боевики и остальные. Целитель — тот, кто собирается практиковать, а не пользоваться азами, как пользуются ими, скажем, хорошо обученные боевики. Должен быть способен черпать силу непосредственно из Морока и пропускать через себя. Знаешь, как в той задачке с бассейном и двумя трубами. В одну втекает, в другую вытекает…

Не знаю, но смысл его слов примерно был мне ясен. Морок — место, где проходят души по пути к богам. Магическая изнанка мира.

— Ускоренное восстановление требует от тела слишком много сил, обычно у тела столько нет. Целитель заменяет их магией, но если использовать только свою, если нет дара проводника силы, то истощишься почти мгновенно.

Вот, значит, почему Оливия переживала, что не сможет удержаться на факультете.

— Разве это нельзя проверить заранее?

— Можно. Истощившись практически до смерти — только на ее грани открывается этот дар. Слишком опасно. Поэтому целителей начинают учить, и рано или поздно те, кто способен черпать магию в Мороке и пропускать через себя, интуитивно обращаются к этому дару. Кто не может… — Он пожал плечами. — Поэтому с целительского отсеивается довольно много. Часть, конечно, переводится, но часть просто уходит, не справившись с разочарованием.

Ну да, знатнюкам ведь не надо зарабатывать себе на жизнь, за них работают те, кто живет на их землях. На университете свет клином не сошелся.

— Еще всегда — и на всех факультетах — есть те, кто не справляется с учебой или обнаруживает, что на самом деле хотел совсем не того.

Родерик снова замолчал, будто задумавшись, и я опять не стала его расспрашивать.

— Словом, нет ничего удивительного, что среди этих отсеявшихся кто-то просто собирает вещи и исчезает, никому ничего не сказав. Но почему-то каждый раз это случается в первый месяц учебы. Каждый раз пропавший — тот, кто учится по императорскому гранту или приехал из какой-нибудь дальней провинции. Словом, человек, которого никто не хватится. Или хватится, когда искать будет поздно.

— Но это выглядит логично. Если человек не успел ни с кем завести дружбу, то и прощаться ему не с кем. Как тот же Конрад. Вечером запил, утром проспался, огляделся и решил, что вовсе незачем вставать ни свет ни заря, чтобы скакать голым по улице…

Родерик расхохотался.

— Не голым. Полуодетым.

— Знаешь, для меня невелика была разница, — буркнула я, заливаясь краской.

— Ты так мило краснеешь. Ради этого стоит проснуться ни свет ни заря и раздеться.