Сиротка. Нежная душа

— В моей постели давно не было мужчины, — призналась она, не стыдясь. — Я прекрасно знаю, что вы не останетесь здесь до конца своих дней. Но этой ночью, только этой ночью, я буду вас ждать. Мне еще нет сорока, кровь с новой силой течет в моих жилах, и у меня одно-единственное желание — приходить к вам с каждым закатом солнца.

От неожиданности он чуть не уронил свой стакан. Бесстыдство Талы его обескуражило.

— Мне странно это слышать, — сказал он. — Простите, но я не приду к вам, и вам запрещаю приходить ко мне. Мне не хочется после смерти гореть в аду. Я женат, и быть с вами означало бы предать свою жену перед Богом.

— За семнадцать лет вы не спали ни с одной женщиной? — мягко спросила она.

— Конечно, спал! — сказал Жослин с раздражением. — Я считал себя вдовцом и потому не хранил целомудрие.

— В жизни Лоры уже есть мужчина, она собирается замуж. А может, уже спит со своим женихом. И зачем вам хранить верность женщине, которую вы отдаете другому? Я вас не понимаю. Что вам мешает занять свое место рядом с ней?

Она приблизилась, и движения ее были исполнены чувственности. Он хотел было встать, но, словно околдованный, не смог шевельнуться.

— Вы очень красивы, Тала! — признал он. — Но я не могу. Мы с вами добрые друзья. Оставьте меня с миром!

— Об этом никто не узнает, — пообещала она. — Вы даже не заметили кольца из белой гальки, которое я выложила вокруг хижины. Что случится в этом круге, ничего не значит. Оно сотрется из нашей памяти. Вам нужна радость, нужна нежность, Жослин. Вы уже сейчас не похожи на того человека, который пришел ко мне — молчаливого, раздражительного, презирающего всех и вся. Я исцелю вашу душу, насытив ваше тело.

Ловкие руки Талы опустились ему на бедра. Он вздрогнул, ощутив острое желание уступить.

«Уложить ее на землю, коснуться губами ее шеи, ее розовых губ! — подумал он. — И ни о чем не думать, отдаться удовольствию!»

И все же он оттолкнул ее, хоть и очень деликатно.

— Я не могу. Это грустно, но правда. Я все еще испытываю к Лоре какие-то чувства, но я много лет не прикасался к ней, и, вы правы, она собирается замуж за другого. Но дело не в этом. Я болен туберкулезом. Эта болезнь передается от мужа жене и от любовника любовнице, это я точно знаю. Минуту назад я сказал вам, что имел связи с женщинами. Это преувеличение, но я много месяцев жил с одной вдовой. Она была больна. Я понял это слишком поздно, когда уже заразился от нее. И вот мои дни сочтены. Теперь вы понимаете, почему я отказался от Лоры, от мечты обнять свою дочь? Господь покарал меня за мои грехи, за мою трусость, за мои заблуждения. Я прожил восемь месяцев в санатории в Лак-Эдуаре, где сам себе казался стариком. А перед этим жил в таком же заведении, но в Труа-Ривьер. Я сыт по горло этими санаториями.

Тала обняла его руками за талию и прижалась щекой к его груди. Он понял, что пропал — так нежны были ее движения, объятия.

— Я смогу вылечить тебя, Жослин, — мягко сказала она. — Медицина белых беспомощна перед этой болезнью, но силы кормилицы-земли огромны. А может, ты уже здоров? Идем, прошу тебя! Я дам тебе сил, смелости. Покинув меня, ты отправишься к своей жене и дочери.

Этот неожиданный переход на «ты» разрушил последнюю преграду: Жослин почувствовал себя «дома». В эти несколько дней Тала дала ему то, что можно было бы назвать комфортом супружеской жизни. Только ночь их разлучала.

— Если ты придешь в мою постель, — проговорил он изменившимся голосом, низким и теплым, — я никуда не уйду. Ты прекрасно знаешь, что так быть не может. Твой сын, а теперь и мой зять, скоро приедет навестить тебя. И Эрмин, конечно, будет с ним. Они спросят, кто я. Послушай, я должен тебе кое-что сказать.

И он рассказал ей о своей встрече с дочерью, которая из-за поломки на железной дороге провела ночь в санатории Лак-Эдуара. Жослин красноречиво описал момент, когда перед пациентами появилась красивая белокурая певица, рассказал, как обнаружилась их родственная связь.

— В тот день я чуть не умер, — сказал он.

Намерения Талы не изменились. Она все так же обнимала его. Жослин погладил ее по волосам.

— Эрмин говорила со мной, думая, что перед ней некий Эльзеар Ноле. Так звали моего деда. И снова я показал себя трусом, настоящим трусом! Я ведь мог открыться и все ей объяснить! Но не осмелился.

— Это был неподходящий момент, — заметила индианка. — Ты был не готов. Тебе понадобится много слов и улыбок, когда ты предстанешь перед женой и дочкой. Будь благоразумным, пообещай мне, что помешаешь Лоре выйти замуж. Если она не захочет жить с тобой или если ты поймешь, что больше ее не любишь, вы можете развестись.

— Развестись? — поразился он. — Нет, это невозможно. Я католик. Союз, освященный Богом, не разорвет ни одна официальная бумажка. Хотя какая разница, Лора все равно скоро овдовеет.

Выпрямляясь, Тала приложила палец к его губам. Жослину захотелось поцеловать этот пальчик и всю руку. У него не осталось сил для сопротивления. Желание захлестнуло его.