Эрмин побежала вниз по лестнице. Ее сердце бешено колотилось. Она не могла себе даже представить, какие события происходят сейчас там, на берегу Перибонки, но, даже и не обладая таким даром, как у Кионы, она предчувствовала, что эти события кардинально повлияют на их жизнь и на все их планы.
Шарлотта и Людвиг бодрствовали. Маленький Томас, устав за день, уснул и даже перед этим не капризничал. Шторы были задернуты. На столе стоял кувшин с дымящимся настоем.
– Я не понимаю Киону, – сказала Шарлотта. – Почему она подарила мне свои платья? Они ведь новые и наверняка стоят немалых денег.
– Ты спросишь ее об этом, когда она придет в следующий раз. Пока я пил чай, Киона куда-то исчезла и затем вернулась с этим свертком. Она проводила меня до машины и затем сказала, что это подарок для тебя и что ты любишь красивые вещи.
Шарлотта, покоренная красотой платьев, провела ладонью по материи. Сначала ее пальцы скользнули по зеленому муслину, расшитому гладью того же цвета, а затем она ласково прикоснулась к шелковистой поверхности хлопковой ткани, с узором из цветов пастельных тонов.
– Эрмин тем не менее будет недовольна. Думаю, именно она купила все это Кионе в Торонто.
– Ты бы лучше порадовалась такому подарку. Ты ведь жаловалась, что у тебя не хватает летней одежды. В воскресенье, если месье Маруа согласится одолжить мне еще разок свой «бьюик», я отвезу тебя в Роберваль. Ты сможешь сходить там на богослужение в церкви Сен-Жан-де-Бребёф.
– Не хочу я ни на какое богослужение, – пробурчала Шарлотта.
– Тогда давай прогуляемся по бульвару Сен-Жозеф, чтобы ты могла покрасоваться в одном из этих платьев, – вздохнул ее муж.
– Ты необычайно любезен, Людвиг! – сказала Шарлотта раздосадованным тоном. – Придумываешь, как бы сделать мне что-нибудь приятное. Однако я этого не заслуживаю.
Людвиг взял ее за руку и притянул к себе. Он всей душой желал любить ее так, как любил раньше.
– Шарлотта, мы должны смотреть в будущее – наше с тобой будущее здесь, в Квебеке. Нам обоим следует обо всем забыть и быть счастливыми. Я принял такое решение сегодня утром, когда мы были вдвоем в нашей спальне, а также вечером, когда прощался с Кионой. Меня охватила радость, потому что она мне улыбалась. Вспомни, именно благодаря ей мы с тобой познакомились в начале войны.
– Я знаю, чем мы ей обязаны, знаю. Она такая же любезная, как и ты, а еще щедрая. Я часто завидую им – Мимин и Кионе, – завидую их терпению и доброте. А сама я ничего особенного собой не представляю.
– Не говори так. Мы с тобой живем вместе вот уже семь лет. Ты подарила мне много любви и двух красивых детей, которых я обожаю. Я верю в нас, Шарлотта. Мы сможем благополучно пережить этот тяжелый период.
Людвиг усадил Шарлотту за стол и налил ей липового настоя, от которого обычно клонит ко сну. Затем он сел рядом с ней.
– Киона сказала тебе, что этот ребенок – от меня! – произнес он. – Даже если это и не так, то – во имя всех сирот, оставшихся после войны, во имя малолетних мучеников, пострадавших от нацистского безумия, – я буду растить его как своего собственного ребенка. Я буду любить его и заботиться о нем.
Шарлотта недоверчиво посмотрела на Людвига пристальным взглядом. Он еще никогда не казался ей таким красивым. Его светлые вьющиеся волосы спускались сзади ему на шею и обрамляли спереди его высокий лоб. В его лице не было ни одного изъяна, и к этому совершенству внешности добавлялись прекрасные качества его души – доброта, нежность и мудрость, – придававшие взгляду его пронзительно голубых глаз удивительный блеск.
– Мой дорогой, тебе не придется идти на такое самопожертвование, потому что Киона точно определила, что этот ребенок – наш с тобой. Она не стала бы врать по такому важному вопросу.
Людвиг кивнул и, улыбаясь, легонько сжал пальцами ладонь Шарлотты. Однако ему при этом пришла в голову мысль – назойливая, как жужжание комара: «Если только Киона не решила, что ей лучше нам соврать – соврать из доброты, из сострадания, из вежливости. Она, возможно, сказала то, что может помочь нам с Шарлоттой восстановить гармонию в нашей семье».
– Выпей настой, – сказал Людвиг громко, – и затем давай поскорее ляжем спать. Я повешу твои новые платья в шкаф.
– Мне вообще-то кажется, что Киона предпочитает носить мужскую одежду, – вздохнула Шарлотта. – Она в детстве – лет, думаю, до тринадцати – любила надевать индейскую одежду из вывернутой наизнанку кожи, а еще носила на шее свои знаменитые амулеты и заплетала волосы в длинные косы. Ты это помнишь? Ей удалось выдавать себя за парня целых десять дней на каких-то там конюшнях в Онтарио. Она, надо сказать, довольно странная!