Он взял газету и громко прочел: «Эрмин Дельбо, знаменитая оперная певица, предприняла все возможные усилия для того, чтобы найти свою сводную сестру, которая, по-видимому, наделена медиумическими способностями».
– Я разрешила ей написать эти слова, папа. Сама Бадетта не осмеливалась этого сделать, она опасалась, что мне станут докучать. Однако в то утро, в которое она должна была уже уехать, я сказала ей, что она может упомянуть о моем даре. Папа, меня абсолютно не пугает то, что о моем даре узнают многие. Мне необходимо стать полезной, помогать другим людям. Бадетта пишет, что я сбежала, и это вообще-то чистая правда. Не осуждай ее. У нее не было другого выбора: ее главный редактор иначе попросту не отпустил бы ее сюда. Я была рада снова с ней увидеться, да и Нутта смогла пообщаться с нами. Знаешь, папа, моя двоюродная сестра станет знаменитой журналисткой. Она будет работать во Франции.
– Вообще-то она приходится тебе не двоюродной сестрой, а племянницей.
– Какой ты сегодня утром придирчивый! – возмутилась Киона. – Мы – я, Мукки и близняшки – решили считать себя двоюродными братьями и сестрами, потому что мы примерно одного возраста. Если рассказывать кому-то, какие родственные связи нас на самом деле соединяют, то придется объяснять, что Эрмин – это твоя дочь в браке с Лорой, а меня родила красивая индианка, являющаяся матерью твоего зятя. Согласись, что тут все слишком запутано и может вызвать кривотолки.
– А вот Эстер поняла все быстро! – проворчал Жослин.
– Она женщина незаурядного ума, папа. Я даже сожалею, что она покинула нас так быстро.
– Улица Марку находится не очень-то далеко от нашего дома! Мы частенько будем ходить к ней в гости, даже если придется там сталкиваться с Овидом Лафлером, который стал для Лоры объектом особой ненависти и отвращения. Ох уж мне эти женщины! Почему моя жена теперь отказывается приглашать к нам этого беднягу учителя и не хочет объяснить мне причину?.. Знаешь, что я тебе скажу, Киона? Я думаю, что Эстер сняла домик всего лишь для того, чтобы у нее была возможность беспрепятственно встречаться с этим своим другом.
Киона слегка улыбнулась, а затем сказала:
– Ты очень проницателен, папа. Но давай поговорим о чем-нибудь другом! Я вот тут некоторое время ломала себе голову по поводу своего природного дара, а еще размышляла над ролью фотографий – в частности, применительно ко мне…
– Говори, я тебя слушаю, моя маленькая, – оживился Жослин, радуясь тому, что Кионе захотелось поговорить именно с ним.
Лора заглянула в комнату, где они находились, не переступая порога. Она увидела, что ее муж и Киона сидят рядом друг с другом при свете электрической лампы, которую им пришлось включить, потому что дневной свет был из-за грозы очень тусклым. Они, казалось, вели такой сугубо личный разговор, что она предпочла им не мешать и пошла на кухню, где Мирей лущила фасоль.
– Не нравится мне такая погода! – посетовала Лора. – И тишина мне тоже не нравится.
– Иисусе милосердный, мадам, внутри дома, возможно, и тихо, но зато снаружи настоящий кавардак: грохочет гром, сверкают молнии. А еще слышно, как на озере плещутся волны.
– Я надеялась, что Эрмин пробудет здесь все лето, а ей пришлось поехать на берег Перибонки, чтобы помогать своему мужу! Вслед за ней туда поехали Лоранс, Мадлен и дети. Я не понимаю, зачем Эрмин привезла старую Одину в Роберваль. Одина ведь вполне могла дождаться их всех там, в Большом раю, вместе с Тошаном.
– Но ведь с вами тут остались ваш супруг, Акали и Киона! Наша Мимин пообещала вернуться не позднее начала сентября. Вам ведь известно, что она очень не любит разлучаться со своим мужем! А про эту женщину – бабушку Одину, как ее все называют, – вряд ли можно сказать, что она доставила вам много хлопот. Она тут поспала всего-то одну ночь, а затем пришлось отвезти ее в Валь-Жальбер, к Шарлотте.
– Вот это-то меня и раздражает, Мирей, поскольку мы с Одиной подруги. Во всяком случае, мы прониклись симпатией друг к другу, когда четыре года тому назад я была в Большом раю. Но мой зять считает, что она будет в большей безопасности в Валь-Жальбере. Боже мой, полицейские не стали бы силой забирать ее у уважаемой семьи, чтобы отвезти в Пуэнт-Блё!
– Возможно, и стали бы, мадам! – возразила Мирей со знающим видом. – Что-то Акали задерживается. Она уже давненько ушла к Ганьону[23]
за бараньей ногой для вас.– Она, наверное, решила заодно и прогуляться. Возраст у нее такой. Или же пережидает где-то грозу. Ну да ладно! Что у нас сегодня на ужин?
Они переключились на кулинарные темы. Дождь продолжал барабанить по стеклам и крыше. В гостиной тем временем продолжался другой разговор: Киона рассказывала о своих наблюдениях, сомнениях и затруднениях своему отцу.