Сиротка. Слезы счастья

– Я не знаю, по какой причине, но по мере того, как шли годы, добрая и очаровательная Шарлотта постепенно превращалась в капризную, эгоистичную, злопамятную женщину, которая всегда всем недовольна, – подытожила Киона. – Однако она является частью нашей семьи, пусть даже Лора и не смогла удочерить ее официально. Мы все ее любим, и я абсолютно уверена в том, что она обожает Людвига и своих детей.

– В этом нет ничего удивительного, – кивнула Эстер, очарованная мощным ревом водопада. Она уже чувствовала, как от него исходит прохлада и как ей на лицо попадают мелкие брызги.

– Какое великолепие! – сказала Киона. – Вам нравится?

– Да. Я уже больше не верю в Бога, но я невольно подумала о нем, глядя на такую дикую силу, необузданную стихию, потому что эта бешеная вода кажется мне живым существом.

– Индейцы, как и другие туземные племена по всему миру, считают, что у кустов, деревьев, воды, огня и животных есть душа.

– Спасибо за информацию, но я знакома с данной религией, – холодно ответила Эстер.

– Почему вы на меня сердитесь? Потому что я попросила вас держать в секрете то, что в действительности сделала Шарлотта? А какая была бы польза, если бы мы ее разоблачили? Никому не нужно знать о том, что она сделала, уверяю вас. Моя мачеха была бы шокирована, мой отец – тоже, а для Людвига это было бы очень мучительно.

Эстер присела на траву и потерла свои коленные суставы, начавшие болеть оттого, что ей пришлось провести несколько часов на ногах.

– Простите меня, Киона. Я вижу, что вы добры и преданны своим родственникам. В тот вечер, когда я вас встретила и когда вы меня обняли, мне показалось, что меня обнимает ангел. Моя боль и мои наваждения на пару дней ослабли. Я еще раз благодарю вас за это. Однако, когда женщина убивает зародившуюся в ней новую жизнь, то есть, по сути дела, убивает своего собственного ребенка, я… я не могу относиться к этому спокойно.

– У Шарлотты, возможно, сработал инстинкт самосохранения. Она побоялась рожать в третий раз. Если ее безрассудный поступок спас ее саму от возможной смерти, должны ли мы ее осуждать?

Киона села на траву рядом с Эстер и взяла ее за левую руку. Кисть этой руки – маленькая и изящная – нервно подрагивала.

– Я понимаю, почему вы не можете относиться к этому спокойно, и мне вас искренне жаль.

– Что вы имеете в виду? – воскликнула Эстер, бледнея.

– Вы были впутаны в эту историю по моей вине. Я чувствую, что вы очень взволновались, и я знаю почему.

Киона произнесла эти слова шепотом. Сжав пальцы медсестры чуточку посильнее, она добавила:

– Нужно рассказать об этом Овиду. Он вас любит. Он видит в вас женщину, которую ждал много лет, и он, несомненно, прав. В его возрасте он, вполне возможно, хотел бы обзавестись ребенком.

Эстер задрожала всем телом. Свободной рукой она прикрыла глаза, из которых по щекам ручьем потекли слезы.

– Вы прочли мои мысли? Киона, вы первая, кто узнал правду. Молодые еврейки с хорошим здоровьем представляли собой интересный природный материал для медицинских экспериментов нацистов. Они проводили опыты по стерилизации тех народов, которые они считали принадлежащими к низшей расе. Меня просвечивали рентгеновскими лучами, мне делали специальные уколы… Все эти их чудовищные эксперименты были скрыты завесой тайны, и лично мне отнюдь не хочется, чтобы эта завеса была приподнята надо мной. Они удалили мне яичники[28]. Мне посчастливилось выжить после того, как их хирурги меня искромсали. В газовую камеру я тоже не угодила. Как ни странно, я поначалу стыдилась того, что осталась жива и вернулась в Париж. Я категорически не хочу рассказывать об этих ужасах Овиду. Если он о них узнает, у него может возникнуть неприязнь ко мне. Поверьте мне, между нами еще нет ничего серьезного. Мы всего лишь целовались несколько раз да вели бесконечно долгие дискуссии на литературные темы. Мне хотелось бы его полюбить, но я не осмеливаюсь этого сделать.

– Вы и так уже его любите.

– О-о, вообще-то общение с таким человеком, как вы, вызывает раздражение. От вас ничего не утаить.

– Неужели? – нервно усмехнулась Киона.

– Мне ваш дар кажется абсолютно неприемлемым, – сказала Эстер, тоже начиная смеяться, но сквозь слезы.

– Если вас это чем-то утешит, то могу сказать, что первая и самая главная жертва моего дара – я сама. Мое детство было для меня нелегким. Я часто видела призраки усопших и почти теряла сознание, когда у меня начинались видения. Впрочем, сейчас я уже чувствую себя сильнее и пытаюсь помогать другим людям. Посмотрите, вон там виден большой дом, который находится на улице Сен-Анн. В нем жил один бригадир. Он видел из окон своего дома и болтающихся по улицам рабочих, и верхнюю часть водопада, и всю территорию фабрики. В начале войны, когда мне было восемь лет, Людвиг прятался зимой в подвале этого дома. Впрочем, Тошан вам об этом, наверное, рассказал, да?

– Нет, он всего лишь пару раз упомянул его имя, не более того.