Сиротка. Слезы счастья

Киона с раннего детства не проявляла особой привязанности к этой молчаливой женщине, и это было взаимным. Барьер из застенчивости и трагических воспоминаний заставлял их держаться на определенной дистанции, однако, будучи связанными кровью Талы-волчицы, они относились друг к другу с уважением. В этот траурный день Киона ощутила прилив нежности и, опустившись на колени на плиточный пол кухни, прижалась к Одине, а та обхватила своими коричневыми мясистыми руками плечи девушки.

– Давно мы с тобой не говорили по душам, Киона, – сказала старая индианка. – Тошан рассказал мне о том, что произошло с тобой, когда ты убежала с Делсеном, который дитя демонов и сам тоже демон. И ты обрезала себе волосы. Глупышка! Когда ты их сжигала, ты, возможно, сожгла часть своей души. Как можно ходить в таком виде, лысой? Да защитит тебя Маниту!

– Но я вовсе не лысая, – возразила Киона, нервно захихикав.

– Я не знаю подходящего слова в твоем языке… Тебе повезло, что, когда ты вернулась, меня здесь не было. Я бы надавала тебе палкой по заднице.

– Я это знаю, бабушка, знаю. Обними меня еще раз покрепче. Я так несчастна!

– Тебе следовало бы просить тебя ударить, а не приласкать.

Вопреки этому своему заявлению, старая индианка изо всех сил обняла Киону и стала тихонько напевать какую-то монотонную песенку – так, как будто хотела убаюкать девушку.

Сен-Фелисьен, жилище Овида Лафлера, в конце дня

– Овид, увезите меня отсюда, прошу вас! – простонала Эстер после того, как она, стоя в толпе, увидела, как тело Шарлотты было предано земле.

Когда пришло время выражать свои соболезнования родственникам в церкви, Эстер подошла одна к членам клана Шарденов – Дельбо. Тошан увидел, как она потрясена, и, растрогавшись, крепко пожал ей руку. Лора же отнеслась к ней без особого внимания и даже холодно, а Эрмин на Эстер даже и не взглянула. Эстер потребовалось немалое мужество для того, чтобы пройти в составе похоронной процессии до самого кладбища. Она была уверена, что ее упрекают в халатности и относятся к ней с презрением. Когда она подошла к Овиду, стоящему у своего «шевроле», то увидела, что и он сильно подавлен. Она быстро села на переднее пассажирское сиденье и попросила Овида увезти ее куда-нибудь подальше от Роберваля.

– У меня завтра выходной. Давайте поедем куда глаза глядят!

– Хотите, поедем в Сен-Фелисьен, в мое скромное жилище? – предложил Овид.

– Я же вам сказала, что мне все равно куда.

И вот теперь она смотрела на обстановку, в которой жил учитель: две просторные комнаты и небольшая кухня на втором этаже школы, в которой учились только мальчики.

– Вот то, что я напыщенно называю своей гостиной, – заявил Овид, показывая Эстер свое жилище.

– Здесь так много книг! – воскликнула она. – Однако этажерки у вас не очень-то прямые.

– Я, скажем так, любитель мастерить все собственными руками. Вот диван, на котором я либо сплю, либо читаю. Здесь беспорядок, поскольку я зачастую ночую в Пуэнт-Блё. Там у меня есть походная кровать. А вот зимой я чувствую себя очень уютно среди этих книг и моих диванных подушек. Снаружи идет снег, а моя печка урчит и потрескивает. Ее красноватый свет делает комнату еще более уютной, и мне, чтобы прийти на занятия к своим ученикам, нужно всего лишь спуститься по лестнице.

Эстер, слушая, кивала. Ее умилили детали, которые свидетельствовали, что здесь живет холостяк, – например, увядший букет ромашек и немытая чашка, по коричневому дну которой можно было сделать вывод, что в ней высохли остатки кофе. А вот старые афиши, украшавшие стены, и кружевные занавески ей понравились.

– Спальня, по-моему, выглядит еще более аскетичной и унылой, – сказал Овид, толкнув приоткрытую дверь.

Большая деревянная кровать была застелена шерстяным одеялом, расшитым разноцветными узорами. Пол блестел, а от зеркала на двери большого платяного шкафа отражался яркий дневной свет.

– Тут все безупречно! – удивилась Эстер.

– Я сюда просто редко захожу, – признался Овид. – По правде говоря, я чаще сплю на своем старом диване. Эстер, приготовить чай? У меня есть коробка печенья, к которой я еще даже не прикасался. Мне ее подарила Лора Шарден еще до того, как мы поссорились.

– Я с удовольствием выпью чаю, но давайте не будем разговаривать о Лоре и Эрмин. Я сказала вам, когда мы сюда ехали: эти люди на меня злятся. Я уже не осмелюсь переступить порог их дома, хотя там, к сожалению, остались мои вещи. У меня возникло такое впечатление, что я причастна к смерти этой бедняжки и сижу на скамье подсудимых. Однако, повторяю вам, когда я осматривала ее, никаких тревожных признаков не было.

– Эстер, никто не считает вас виновной. Эти похороны были настоящей трагедией! Вы столкнулись на них с людьми, которые невероятно огорчены. Я даже не подходил к Лоре, поскольку она не желает меня видеть, но я пожал руку Эрмин. Поверьте мне, я ее знаю очень хорошо и для меня было очевидно, что она на грани нервного срыва.