Сиротка. Слезы счастья

Киона, чувствуя, что ее охватывает озноб, а кровь бешено пульсирует в висках, делала сверхчеловеческие усилия для того, чтобы увидеть Шарлотту и убедиться, что ей не мерещится, будто кто-то произносит здесь, на берегу озера, эти слова. Наконец она различила блеклый – в пастельных тонах – силуэт Шарлотты. Та была одета в зеленое платье, широкий подол которого был абсолютно неподвижным. Это было странно, поскольку дул довольно сильный для этого времени года северный ветер. Несмотря на ветер, материя платья, надетого на стройное тело с едва уловимыми контурами, даже не шевелилась.

– У меня мало времени, Киона, – сказал призрак. – Мне хотелось поговорить с тобой. С тобой одной. Я прошу тебя позаботиться о моих детях – Адели и Томасе. У тебя очень доброе сердце. Ты сможешь их полюбить. Я также прошу тебя позаботиться об их отце. Позаботься о Людвиге, прошу тебя. Знаешь, я уже больше никогда не появлюсь. Никогда. Капризная Лолотта, которая всегда всем была недовольна, больше не будет докучать никому из вас. У меня, черт возьми, теперь есть дела поважнее.

Все еще сидя на берегу, Киона едва не потеряла сознание: ей попеременно становилось то ужасно холодно, то невыносимо жарко. Она напряженно всматривалась в облик Шарлотты, которая уже не казалась ей худой и изможденной. Шарлотта выглядела такой молодой и красивой, какой она была в свои двадцать лет. Ее щеки были круглыми, а губы – пухлыми.

– Ты скажешь им всем, что я их очень любила, но так и не нашла того, что искала, здесь, на земле. Там я видела свою маму – мою мамочку, которая красивая-прекрасивая. Так что там у меня прекрасная компания.

Киона, тяжело дыша, бросила ошалелый взгляд на Адель и Томаса. Они все еще играли, но теперь уже с волнами: когда очередная волна медленно накатывалась на песчаный берег, они, стоя неподалеку, отскакивали от нее назад, держась за руки и громко смеясь.

– Шарлотта, обо всем, что ты мне сказала, я могла бы догадаться и сама. Ты, возможно, всего лишь галлюцинация. Когда я была ребенком, я ни в чем не сомневалась. Я стала задавать себе вопросы где-то в возрасте тринадцати лет. Возможно, я сейчас нахожусь здесь в полном одиночестве и лишь выдумываю все то, что якобы вижу и слышу, только ради того, чтобы ослабить свою душевную боль. Докажи мне, что это и в самом деле ты, прошу тебя. Скажи мне что-нибудь такое, что ты знаешь, а я – не знаю, но могу проверить.

Видение, казалось, начало постепенно исчезать в ярком свете дневного солнца, однако Кионе усилием воли удалось снова сделать его более-менее четким.

– Не уходи! Мне нужно, чтобы ты доказала мне, что это именно ты!

– Бабушка Одина догадалась о том, что я сделала, еще до того, как ты приехала вместе с медсестрой. Она пришла в ярость. Спроси ее об этом. Она стала говорить, что я порочная бледнолицая женщина. Не будь такой грустной, Киона! Я все равно умерла бы при родах. Мне так сказали. Какая разница – чуть раньше или чуть позже… Прощай. Не забывай о том, что я попросила тебя позаботиться о моих детях и моем муже.

После этих слов воцарилась полная тишина. На лбу у Кионы выступил пот, ее начало тошнить. Ее видение трансформировалось в множество малюсеньких коричневых точек, а ее тело вдруг резко откинулось назад. Она потеряла сознание. Однако вскоре она услышала испуганные крики:

– Киона, Киона, проснись!

Ее лица касались маленькие влажные пальцы: это Адель, только что опускавшая ладошки в воду озера, стала легонько шлепать Киону по щекам.

– Ты спишь или ты умерла? – пролепетал Томас, дергая Киону за руку.

Она открыла глаза и увидела этих двух малышей. На ее устах появилась добрая улыбка – та удивительная, лучезарная и очаровательная улыбка, которой Киона одаривала людей с самых первых месяцев своей жизни.

– Все в порядке, дорогие мои, – сказала она. – Я просто устала. Я прилегла и случайно заснула. Простите меня, я вас напугала!

Киона приподнялась, села и поочередно обняла Адель и Томаса.

– А теперь нам нужно вернуться в дом Лоры. Вы поиграете с Констаном и Катери. Бабушка Одина накормит вас полдником. Пойдемте.

Поднявшись с помощью малышей на ноги, Киона почувствовала, что едва может идти.

– Давайте будем шагать очень медленно. Держите меня покрепче.

– Да, ангел, я тебя держу! – воскликнула Адель.

Киона не решилась поправлять эту девочку, понимая, что та наверняка услышала, как ее, Киону, называют взрослые, хотя она и пыталась отговорить их от этого. Адель вдруг тихонько добавила:

– Это папа мне сказал, что ты ангел…

– Он просто пошутил. Да, это была всего лишь шутка. Посмотри на мою спину – там нет никаких крыльев. А у ангелов ведь должны быть крылья.

Разговор на этом и закончился. Киона, держа Адель и Томаса за руки, вошла в большой дом семьи Шарденов. Ее недомогание закончилось, и, как ни странно, ее теперь охватило что-то вроде эйфории, а на душе стало легко. Она смутно предчувствовала, что еще часто будет ходить вот так, держа за руки Адель и Томаса. «А где будет Людвиг?» – задавалась она вопросом, но никакого вразумительного ответа так и не нашла.