Сиротка. Слезы счастья

– О чем я хочу с тобой посоветоваться – так это о том, что мне следует купить, – сказала Лора заговорщическим тоном. – Сегодня вечером – или же завтра – мы с тобой вдвоем составим список. Ты лучше всех подскажешь мне, что может понравиться тому или иному человеку. А теперь у нас уже нет времени: обед готов. Мирей угощает нас свежим лососем со сливками и рисом.

– Хорошо, я помогу тебе составить список. Жаль, что малыши не смогут забрать игрушки в Германию. В самолет нельзя брать много багажа.

Лора, успокоившаяся и обрадовавшаяся, подошла к Кионе и поцеловала ее в обе щеки.

– Извини меня за то, что побеспокоила тебя, Киона. В моем возрасте человека перевоспитать уже невозможно. Понимаешь, для меня самое лучшее времяпрепровождение – это составление приятных планов. Идея поездки в Квебек приводит меня в восторг. После этой поездки состоится концерт Эрмин в Пуэнт-Блё, затем – ее концерт в санатории, и тогда мы отпразднуем Рождество. Ты в этот вечер будешь неотразимой. Твои волосы уже отрастут. Тебе нужно будет сделать модную прическу и надеть красивое платье. Например, платье из парчи коричневатых оттенков. Теплый коричневый цвет.

Лора ожидала, что Киона станет возражать, а потому ответ, который она услышала, ее удивил.

– Да, такой цвет мне бы понравился, да и парча мне по душе. А еще будут нужны туфли на каблуках. Эрмин утверждает, что осанка и походка от них улучшаются.

– Ты получишь все, что хочешь, – с энтузиазмом заявила Лора. – Ну ладно, я пошла вниз. Акали уже накрывает на стол. Не задерживайся.

Когда Киона осталась одна, она машинально схватила письмо Людвига. В канун Рождества в Робервале она постарается быть ослепительной, чтобы понравиться ему и стать в его глазах взрослой девушкой, а не маленькой девочкой, разъезжающей на своем пони. Киона вскрыла конверт, достала из него листок бумаги, сложенный вчетверо, развернула его и стала читать.

«Ангелу озера Сен-Жан, присматривающему за моими драгоценными малышами, смеха и нежности которых мне так сильно не хватает! Горный воздух, холодная речная вода, пение птиц – все это усугубляет мою тоску. Прости меня, если я делаю в этом письме ошибки: я умею разговаривать на вашем французском языке, но писал на нем я очень редко.

Я тщательно подбираю слова, потому что мне хотелось бы, чтобы ты поняла меня правильно. Одина, ты и я – мы трое храним ужасную тайну, и никому больше не нужно знать о том, что сделала Шарлотта. Если никто ничего не узнает, то я смогу рассказывать о ней своим детям без стыда, раскаяния и сожалений. Страшно произносить эту фразу – «без сожалений».

Киона, мне хотелось бы, чтобы она жила, хотелось бы, чтобы она дышала свежим воздухом своей родной страны, но только не рядом со мной.

Ты – единственная, кому я могу довериться. Ты – человек, которым я больше всего восхищаюсь на этой земле среди всех тех, кто меня окружает, и я всем сердцем надеюсь, что твоя жизнь станет лучше и что ты никогда не ляжешь и не заснешь на какой-нибудь дороге, потому что – увы! – меня уже не будет рядом, и я не смогу поднять тебя и унести подальше от опасности, даже если этой опасностью являюсь я сам, потому что я едва тебя не задавил.

Береги себя.

Целую,

Людвиг

Киона снова сложила листок вчетверо и, держа его в руках, стала перебирать в памяти только что прочитанные ею слова. Безусловно, стиль этого письма был немного корявым, однако это было самое-самое первое из множества писем, которые ей предстояло получить от Людвига. Она почувствовала это, когда прикоснулась к свернутому письму губами. Связь между Канадой и Германией не будет разорвана.

«Мы будем писать друг другу письма», – мысленно сказала сама себе Киона, будучи уже глубоко уверенной, что именно так и будет.