Он слушал ее, энергичными движениями обтирая пучками сена уже расседланных лошадей.
– Ничего не говорите, пока не выпьете чашку чаю, – остановил он ее. – Сейчас я вам налью.
Она растроганно вздохнула, чувствуя себя неловко от нахлынувших мыслей. «Это так волнующе – быть с ним наедине целых пять дней! Я помню, как мы с Тошаном убежали, чтобы обвенчаться в Сент-Антуане. Тогда я испытывала такое же возбуждение, считая, что переживаю самое захватывающее приключение в своей жизни. И здесь я чувствую себя совсем другой Эрминой, не той, которую все знают. Если бы я не тревожилась за Киону, то могла бы продолжать путешествие с Овидом хоть на край света».
Это признание ее расстроило. Она сняла платок с головы и выжала из него воду.
– Итак, в чем проблема? – спросил молодой человек, протягивая ей эмалированную кружку с чаем.
Она с тревогой посмотрела на него.
– Накануне нашей с вами встречи в Шикутими я ездила в один пансион на окраине города. Я никогда не забуду, какое там царило уныние и сколько отчаяния читалось на лицах индейских детей, которых я видела во дворе. Если нам повезет и мы совсем скоро найдем Киону, никто не сможет помешать нам ее увезти, а я сделаю все возможное, чтобы утешить ее, если ей причинили боль, но… другие пансионеры! Они так и останутся взаперти, во власти несправедливости и жестокости тех, кому вверили их судьбы. Как с этим смириться? Спасти одну девочку, бросив всех остальных… Овид, мое сердце будет разбито, даже если я смогу прижать к себе свою сестренку и вырвать ее из этого заведения. Я думаю, что Киона считает так же, как и я. Иначе я бы снова ее увидела.
– Что вы имеете в виду? Я не понимаю.
– Овид, это необычный ребенок. Если бы вы знали, какими способностями она обладает!
Молодой человек недоуменно сдвинул брови. Эрмина взяла его за руку и пылко произнесла:
– Три года назад мы встретились с вами возле туберкулезного санатория в Робервале, и тогда я рассказала вам о билокации. Помните?
– Кажется, да…
– Киона может передавать свой образ в пространстве. Во время последнего представления «Страны улыбок» в Квебеке я увидела ее на сцене в слезах, одетую в убогое серое платье. Она плакала. В тот же день мой брат Луи тоже видел ее и слышал, как она сказала, что ей страшно. Овид, это мало кому известно, но Киону также посещают видения, она предвидит события. И ее улыбка служит окружающим утешением. Я так ее люблю! Стоит мне только подумать, что ее мать умерла… Величественная, прекрасная Тала! Мой священный долг – защитить эту девочку, мою любимую младшую сестренку.
Эрмина замолчала, стараясь не разрыдаться. Она еще сильнее сжала пальцы молодого учителя.
– Плачьте, если это принесет вам облегчение, – сказал он. – Я вам верю. Никогда я не подвергну сомнению ни единое ваше слово. В таком случае я, возможно, смогу вас хоть немного успокоить. Если Киона – кто-то вроде шамана, феи или волшебницы, значит, у нее должны быть силы победить своих врагов!
Свободной рукой он гладил ледяную щеку Эрмины с бесконечной нежностью, легонько вытирая слезы, текущие из ее красивых глаз.
– Прошу вас, – всхлипнула она. – Обнимите меня, пожалуйста. Спасибо, что вы поддерживаете меня, верите мне. Я чувствую себя такой потерянной.
Овид осторожно обнял ее, исполненный уважения и любви. Молодая женщина положила голову ему на плечо. Для нее в это мгновение не было лучшего убежища. Они не испытывали никого желания, просто чувствовали себя счастливыми. Оба понимали, что поцелуй разрушит очаровательную чистоту этих целомудренных объятий.
– Ну что ж, нам пора отправляться дальше, – сказал он. – Надеюсь, ваши документы не слишком пострадали от этого ливня.
– Да, вы правы. Но, прошу вас, не сердитесь на меня за мою слабость.
– Сердиться на вас? Да для меня настоящий подарок судьбы ваше присутствие, ваше пение у меня дома, ваше доверие ко мне!
Овид улыбался ей. От него исходила странная притягательность, отличающаяся от той, что излучал Тошан. Эти двое мужчин были как день и ночь. Один – бескомпромиссный, авторитарный, иногда насмешливый или молчаливый, другой – внимательный, сопричастный, сдержанный.
– В путь! – ответила она, избегая его взгляда. – Мне не терпится добраться до цели.
Час спустя они подъехали к воротам пансиона. Возле внушительной постройки из красного кирпича с многочисленными окнами по бокам раскинулся мощеный двор.
– Точная копия заведения на севере Шикутими, где я была в начале недели.
– Большинству этих зданий всего двадцать лет. Должно быть, их возвели поспешно, в преддверии знаменитого Закона 1920 года, обязавшего индейских детей в нашей стране учиться и забыть о своих корнях и культуре.
Учитель говорил тихо, но эмоционально. Потом добавил чуть громче:
– Вот уже два десятилетия маленьких индейцев загоняют в эти так называемые школы. Когда они выходят отсюда, им сложно восстановить связь со своими семьями, и многие начинают спиваться. Это меня возмущает. На самом деле наши соотечественники нашли тихое и эффективное средство истребить народ, взявшись за его детей.