Сиротка

После того как все причастились, Ханс заиграл «Ave Maria». Эрмин тихонько вышла к алтарю и встала лицом к аудитории. По церкви пробежала волна восторженного шепота.

Девушке казалось, что она вернулась в тот рождественский вечер, когда мать-настоятельница подталкивала ее вперед, заверяя, что она не сфальшивит и не забудет слова. С тех пор она многому научилась. Мощный и чистый голос Эрмин наполнил церковь, достигнув такого звучания и таких высот, что у Лоры слезы навернулись на глаза, и она смахнула их вышитым платочком.

Ханс прекрасно аккомпанировал Эрмин на фисгармонии. Мужчины, женщины и дети — все слушали как зачарованные, ибо это пение воспринималось ими как доказательство бесконечной Божественной любви. Одни склоняли головы и в молитвенном жесте соединяли ладони, другие закрывали глаза и утирали слезы.

Эрмин вложила в «Ave Maria» всю свою душу, все сердце. Ею овладело странное чувство. Собственное тело казалось ей необычайно легким, почти невесомым. Ради прославления Рождества, ради своей матери и Бетти, ради Шарлотты она превзошла саму себя.

Когда стихли последние ноты, Жозеф чувствовал себя презреннейшим грешником на земле. Он сжал в своей руке ладошку Элизабет. Во взгляде его, обращенном к супруге, читалось отчаяние.

— Бетти, дорогая, если ты меня никогда не простишь, я это приму. Я тебя не достоин. Но я тебя люблю и всегда любил.

Элизабет повернулась к мужу, на губах ее играла слабая улыбка.

— Будь терпеливым, Жо!

— Я буду терпеливым, — пообещал он.

Ханс заиграл вступление к «Родился Сын Божий». Этот радостный гимн вызвал на лицах прихожан улыбки. Эрмин исполнила его блестяще. Она удивилась и обрадовалась, когда две девочки подхватили припев, и их примеру скоро последовала большая часть собравшихся. Шарлотта тоже пела, раскачиваясь в такт музыке. Мирей и Селестен внесли свою лепту в хор. Лоре хотелось и плакать, и смеяться, но она подпевала наравне с остальными. В душу ее снизошло ребяческое счастье, благословенный покой. Она восхищалась своей дочкой, своей дорогой девочкой. Эрмин была такой милой, такой безыскусной… Ее голос очаровывал: субтильный и нежный в низких регистрах и сильный, кристально прозрачный — в высоких.

«Господи всемогущий, — взывала к небу молодая женщина, — прошу Тебя, не разлучай меня больше с моим ребенком! Благодарю Тебя за то, что Ты вернул ее мне! Благодарю за то, что Ты подарил ей уникальный талант — очаровывать и утешать!»

Девушка спела «Тихую ночь» и «Ангелы в нашем краю». По просьбе аббата Деганьона свое выступление она закончила песней «О Канада!».

— Спасибо от всего сердца, Эрмин, — сказал священник. Со всех сторон доносились негромкие аплодисменты. — Я никогда не забуду годы, проведенные в Валь-Жальбере, и сохраню прекрасные воспоминания о снежном соловье, для которого этот благословенный поселок стал гнездышком. Эрмин сегодня вновь нас порадовала, к несчастью, в последний раз в этой церкви.

При этих словах юная певица заплакала. Ханс встал из-за инструмента и поклонился. Оживленный гул голосов стал сигналом к окончанию мессы. Прихожанам предстояло покинуть теплое убежище, какое являл собой Божий храм, и снова встретиться со снегом, ледяным ветром и темнотой.

— Какой же я все-таки глупец! — сказал Жозеф, обращаясь к жене. — Я хотел, чтобы Мимин выучила песни Ла Болдюк. Но это совсем не в ее стиле! Ее голос намного красивее. Церковные гимны, опера — вот что ей больше подходит!

Элизабет поглядела на него с жалостью.

— Бедный мой Жо, похоже, здравый смысл наконец возвращается к тебе!

Супруги Маруа уже подошли к двери, когда их догнала Лора.

— Жозеф, Бетти, я не осмелилась обратиться к вам с просьбой перед мессой, но я хочу пригласить вас на ужин, — сказала она. — Я хотела, чтобы для Эрмин это стало сюрпризом. Она будет счастлива, если вы отпразднуете Рождество вместе с нами. Мирей готовила весь день, желая вас порадовать. Думаю, нам пора познакомиться получше. К тому же сегодня Рождество!

— Скажи «да», мамочка! — закричал Эдмон, дергая мать за руку. — Я так хочу пойти!

Элизабет смотрела на Лору так, словно не верила своим глазам. Перед ней стояла красивая дама в меховой шапочке и элегантной накидке из чернобурки, и в голубых глазах этой удивительно похожей на ее дорогую Мимин дамы, в ее голосе была мольба. Она повернулась к Жозефу, который тоже пребывал в растерянности.

— Но ведь нас очень много, мадам, — пробормотала Элизабет.

— Вас пятеро, — уточнила Лора с улыбкой. — Аббат Деганьон тоже согласился прийти. Еще мы пригласили месье Ханса Цале. Мне будет очень приятно видеть вас у себя. Мне кажется, что это мое первое настоящее Рождество за много-много лет. Прошу вас…

— Что скажешь, Жо? — спросила у мужа Элизабет. — Меня редко приглашают на праздничный ужин. Сказать честно, никогда не приглашали. Мадам Лора права: мы теперь соседи, поэтому должны познакомиться поближе.

Рабочий задумался. Симон высказал свое мнение:

— Мне эта мысль по душе. Но еще надо решиться выйти из церкви! Хотя, если мы пойдем все вместе, волки испугаются и убегут! — пошутил он.