Сиротка

— Знаю, что вы девушка серьезная и воспитанная, а я — всего лишь метис, сын индианки. У меня ничего нет — ни дома, ни доллара за душой. Вспомните, тот человек возле сахароварни, который стал теперь вашим опекуном, сказал, чтобы я не болтался по поселку и на его участке. Я к этому привык. В тот день, уходя, я его ненавидел. Он унизил меня у вас на глазах. Но я был рад увидеть вас снова, при ярком свете дня, среди снегов. Вы показались мне грустной, бледной и нежной. Уже тогда, на катке, я заметил, какая вы красивая, хотя и назвал вас маленькой девочкой. Ваше лицо осталось в моей памяти. Я ведь говорил, что вернусь…

Эрмин упивалась его словами. Робко она сказала:

— Сегодня утром вы не показались мне сердитым. Немного насмешливым — пожалуй. Главное — это то, что вы вернулись. Я тоже много о вас думала.

— Правда? Значит, стоило делать такой крюк!

Тошан повернулся к Эрмин и посмотрел на нее очень внимательно. Она выдерживала этот взгляд, пока не закружилась голова.

— Жозеф, мой опекун… думаю, он очень испугался за маленького Эдмона, тогда, возле сахароварни, — пояснила она. — Он человек раздражительный, привык, что все его слушаются. Он отнесся к вам с презрением, и мне было больно это видеть. И все-таки, поверьте, он щедрый и добрый. Я не хочу говорить о нем плохо. Его жена, Бетти, всегда хотела меня удочерить… Мои родители оставили меня на пороге местной монастырской школы, когда мне был всего годик.

Юноша слушал Эрмин, не отводя глаз от ее лица. Он любовался чистой прелестью ее лица, молочно-белой кожей, красиво очерченными бледно-розовыми губами. Под легкой одеждой угадывалось худенькое гибкое тело, блузка облегала маленькие круглые груди. В жизни Тошана было много любовных приключений. Женщины сами искали его внимания, и он охотно играл с ними в игру «кто кого быстрее соблазнит». Эрмин боялась того, что чувствовала. И это все меняло. Он понимал, что девушка подчинится власти, которую он над ней возымел, но он просто не может так с ней поступить. Ему едва исполнилось двадцать два, однако он уже успел пресытиться случайными объятиями, удовольствиями на скорую руку. Эта юная, красивая и воспитанная девушка разбудила в его душе глубокое чувство.

— Теперь я знаю ваше имя, — сказал он. — Там, в каньоне, девочка называла вас Эрмин.

— Монахини звали меня Мари-Эрмин. Это имя мои родители указали в записке. Я хорошо запомнила ваше индейское имя — Тошан. Каждый раз, вспоминая о вас, я говорила себе тихонько: «Тошан… Тошан вернется». Но я помню, что ваше второе имя Клеман.

Юноша широко улыбнулся, обрадованный. Девушка вкратце изложила ему свою историю. Было очевидно, что рассказ не оставил его равнодушным.

— Моя мать — крещеная индианка монтанье. Под именем Клеман меня записали в метрике, но мать всегда называла меня Тошаном. Мой отец купил участок земли на берегу Перибонки. Он был золотоискателем. В девять лет родители решили отправить меня в монастырскую школу, в Кеногами. Я тогда много плакал. Мне больше нравилось жить в лесу. В школе я научился читать и писать. Когда вернулся к родителям, то был почти мужчиной. Я нанялся лесорубом на шесть месяцев, от первого снега и до весны. Золота, которое нашел мой отец, не хватало на спокойную старость. Он мог бы взять деньги, которые перешли к нему по наследству и лежали в банке. Но он не захотел. Он говорил, что эти деньги прокляты.

— Почему? — спросила Эрмин. Девушка ловила каждое слово Тошана.

— Это странная история, — со вздохом ответил он. — Муж застрелился, жена сошла с ума. Несколько месяцев, до весны, эта женщина жила с нами. Потом отец отвез ее в больницу, в Монреаль. Бедный отец! Он так и не прикоснулся к «проклятым деньгам», но это не принесло ему удачи. Он умер — утонул во время ледохода в апреле 1928 года.

Девушка быстро подсчитала в уме. Несчастье случилось за год до их с Тошаном первой встречи на катке.

— Я никогда никому об этом не рассказывал, — сказал Тошан. — Моя мать сказала, что смерть отца — не случайность. Она верит, что каждый человек идет своим, невидимым путем, который ведет нас туда, где мы будем счастливы. И свободны.

Его последние слова эхом отозвались в сердце девушки.

— Мой путь привел меня в Валь-Жальбер! Только здесь я могу быть счастлива. И я все еще жду своих родителей. Они мне часто снятся. Я уверена, что они живы и придут за мной.

— Надо верить снам, — серьезно сказал Тошан, кивая.

— Никто, кроме вас, так не думает, — растроганно сказала девушка. — Спасибо.

— Давайте пройдемся, — предложил он, вставая.

Он взял ее за руку, словно это была самая естественная вещь на свете. Они шли по лугу, и высокая, отливающая синевой трава стелилась им под ноги. Песчаный берег ручья от луга отделяла естественная изгородь из верб. Здесь уже была слышна тихая песня воды.