Сироты вечности

На нижнем этаже, в «отделении для здоровых» (от приюта в Себеше это место отличалось лишь размерами: в бескрайнем море железных кроваток здесь было больше тысячи детей), медсестры флегматично перемещались по залу, всовывая подопечным стеклянные бутылочки с жидкостью, по виду похожей на молочную смесь. Когда ребенок принимался шумно сосать, ему делали укол. После этого сестра вытирала шприц тряпкой, заткнутой за пояс, заново наполняла его из большого флакона на подносе и делала инъекцию следующему ребенку.

– Матерь Божья, – потрясенно прошептал доктор Эймсли, – у вас что, нет одноразовых шприцев?

Фортуна развел руками:

– Капиталистическая роскошь.

Лицо Эймсли так побагровело, что я испугался, как бы у него не полопались сосуды.

– Неужели тут, черт побери, про автоклав не слышали?

Пожав плечами, Фортуна обратился к стоявшей поблизости медсестре. Та что-то буркнула и вернулась к своему занятию.

– Она говорить, автоклав неисправный. Поломаться. Его отправить в Министерство здравоохранения, чтобы починить, – перевел наш сопровождающий.

– Давно? – рявкнул Эймсли.

Раду Фортуна переадресовал вопрос суровой медсестре – женщина ответила, не поворачивая головы.

– Четыре года пройти, – сказал Фортуна. – Она говорить, четыре года пройти до того, как его отправлять на ремонт год назад.

Доктор Эймсли подошел к мальчику шести-семи лет, который лежал в кроватке и сосал бутылочку. Смесь напоминала грязно-серую воду.

– А что им колют, витамины? – осведомился доктор.

– О нет, – с готовностью отозвался Фортуна. – Это кровь.

Эймсли остолбенел, затем медленно повернулся:

– Кровь?

– Да-да, взрослая кровь. Чтобы укреплять здоровье деток. Министерство это одобрять. Они говорить: это очень… как вы такое называете… передовая медицина.

Доктор Эймсли размашисто шагнул к медсестре, потом к Фортуне и, наконец, встал рядом со мной, словно опасался прибить кого-то из этих двоих, окажись они слишком близко.

– Иисусе Христе, «взрослая кровь», Палмер! Эта теория канула в прошлое вместе с газовыми рожками и гетрами. Господи, разве они не понимают… – Он вдруг рывком повернулся к нашему гиду. – Фортуна, где они берут эту… кровь взрослых?

– Ее даровать… нет, неправильное слово. Не даровать, покупать. В больших городах люди, которые совсем не иметь денег, продавать свою кровь для деток. Пятнадцать лей за один раз.

Доктор Эймсли издал какие-то булькающие звуки, которые затем перешли в сдавленное хихиканье. Он прикрыл глаза рукой, шатаясь, отступил назад и прислонился к передвижному столику, заставленному флаконами с темной жидкостью.

– Платные доноры… – забормотал он себе под нос. – Бездомные, наркоманы, проститутки… И эту кровь вводят младенцам… в государственных приютах… нестерильными многоразовыми шприцами! – Эймсли захихикал громче, согнулся пополам, опустился на грязные полотенца. Продолжая прикрывать глаза ладонью, он давился смехом. – Сколько… – пробулькал он, обращаясь к Фортуне. Закашлялся, попытался снова: – Сколько детей, по оценкам этого Патраску, инфицированы СПИДом?

Фортуна наморщил лоб:

– Кажется, из двух тысяч, которые он проверять сначала, зараженных быть семьдесят. Потом выявить больше.

Из-под козырька ладони донесся голос доктора Эймсли:

– Почти пять процентов. А сколько всего… детей в приютах?

Румын пожал плечами:

– Министерство здравоохранения считать, около двести тысяч… Я думаю, примерно полмиллион. Может, и больше.

Доктор Эймсли ничего не ответил. Опустив голову, он хихикал все громче, все истеричнее, и вскоре я понял, что он не смеется, а рыдает.

Мы сели в поезд и в угасающем свете дня отправились на север, в сторону Сигишоары. По пути Фортуна запланировал остановку в каком-то городишке.

– Мистер Палмер, вам понравиться Копша-Микэ, – пообещал он. – Мы ехать туда специально ради вас.

Не отрывая глаз от разрушенных деревень, проплывавших за окном, я спросил:

– Еще приюты?

– Нет-нет. Точнее, да, приют там есть, но мы туда не ходить. Копша-Микэ – маленький город… шесть тысяч человек. Но это причина, по которой вы посещать нашу страну, понимаете?

Я все же посмотрел на него:

– Промышленность?

Фортуна засмеялся:

– О да… Копша-Микэ – сильно промышленный город, как многие наши города. К тому же это очень близко от Сигишоары, где рождаться Темный Советник товарища Чаушеску…

Мне приходилось бывать в Сигишоаре.

– Темный Советник? – переспросил я. – Что за чушь вы несете! Хотите сказать, советником Чаушеску был Влад Цепеш?

Сигишоара – прекрасно сохранившийся средневековый город, где даже редкие автомобили на узких мощеных улочках выглядят анахронизмом. Окрестные холмы пестрят полуразваленными башнями и укреплениями, куда более живописными, чем полдюжины не пострадавших от времени трансильванских замков, которые впечатлительным туристам с твердой валютой в карманах выдают за резиденцию Дракулы. Однако в старом доме на Музейной площади Влад Дракула действительно жил с 1431 по 1435 год. В мой прошлый приезд, десять лет назад, на верхнем этаже был ресторан, а в подвале – винный погреб.