Сироты вечности

На него поднимает глаза старик, ДЖЕК УИНТЕРС. Это он, причмокивая, пьет из стакана виски через соломинку. Рядом на столике стоит почти пустая бутылка с дешевым пойлом. Лицо Джека освещают ночник и сверкающие за окном молнии – жалкое зрелище: старик бледен, его, по всей видимости, снедает тяжелая болезнь, волос не осталось, только седая жесткая щетина на морщинистых щеках. Он улыбается Луису беззубой улыбкой, продолжая с причмокиванием тянуть виски через трубочку.

Господи… Простите… Я не знал, что тут есть кто-то еще.

Джек. Да ничего, парень. Я Джек Уинтерс. Давно тут с тобой валяюсь. Дрыхнешь уже три дня кряду. А вчера, когда ты проснулся, я, видать, был внизу, на лучевой терапии.

Луис падает обратно на подушки.

Луис. Боже, мне приснился такой ужасный сон!

Джек улыбается беззубым ртом и наливает еще виски.

Джек. Хаверсмит, ночная сиделка, злобная такая, не сестра, а просто пес цепной, – она так и сказала, когда тебя пару часов назад принесли обратно. Ты вроде как ходил во сне. Сказала, ты у своей мамы в палате кричал и буянил. У меня двоюродный брат тоже во сне ходил, так они его привязывали, слышь, бельевой веревкой.

Во время этого монолога Луис почти засыпает, но вдруг до него неожиданно доходит смысл сказанного. Он моментально просыпается, садится в постели, наклоняется и хватает Джека за руку.

Луис. Что? Что ты сказал про меня и мамину палату?

Джек прячет от него бутылку, как будто Луис хочет ее отнять.

Джек. Парень, я только рассказываю, что говорила сестра Хаверсмит, когда тебя сюда приволокли. Она сказала, ты зашел в палату к матери и вырубился или еще чего…

Луис отпускает Джека и падает на подушки.

Луис (тихонько, себе под нос). Это был не сон. Я видел…

Джек отодвигается на другую сторону кровати, подальше от Луиса, и снова принимается, причмокивая, пить виски. От спиртного настроение у него улучшается.

Джек. Черт тебя дери, парень, ты же везунчик, просто по башке ударило и малость спятил. А ведь на этом этаже почти у всех зверюга…

Луис. Зверюга? Рак?

Джек. Рак, будь он неладен. Посмотри на меня, парень. Три месяца здесь лежу, они оттяпали все, чего у меня было по две штуки, и кое-что, чего было по одной… столько всего навырезали – оставили лишь то, без чего я никак не протяну. Теперь вот пичкают радиацией и таблетками, от которых все время выворачивает. (Улыбается беззубым ртом.) Так что я сам себе прописал лекарство. Эстер Мей, дочка моя, принесла втихаря. (Поразмыслив, протягивает Луису бутылку.) Не хочешь на ночь тяпнуть?

Луис (качает головой и морщится от боли). Нет. Спасибо, мистер… ох… мистер Уинтерс.

Джек. Просто Джек.

Луис. Джек. Вы говорите, это раковое отделение?

Джек смеется, но смех быстро переходит в хриплый кашель. Он откладывает соломинку и выпивает остатки виски прямо из бутылки. Кашель прекращается.

Джек. Не должно быть никакого ракового отделения, но уж что есть, то есть. Обычные пациенты не любят лежать со смертничками – сестра Хаверсмит нас так зовет, когда думает, что не слышим, – вот доктор Хаббард и другие раковые врачи всех здесь и собрали. (Потом тихо, самому себе.) А проклятым ночным тварям до нас так легче добраться…

Джек неуклюже шарит под подушкой и вытаскивает вторую бутылку. Наполняет стакан и берет новую соломинку.

Луис. Что?! Что вы сказали? Какие ночные твари?

Джек замирает с соломинкой во рту и подозрительно смотрит на Луиса.

Джек. Ничего я такого не говорил.

Луис. Говорили. Про ночных тварей.

Джек. Ну, когда наклюкался, видел кое-что. Просто глюки, парень.

Луис. Никакие это не глюки. Вы на самом деле что-то видели… что-то, чего не должно быть. Не должно существовать на свете.

Похоже, что Джек собирается что-то сказать – открыть, что видел поздно ночью здесь, в раковом отделении, но вместо этого он смотрит на Луиса, отмахивается, словно отгоняя нечистую силу, наклоняется и задергивает занавеску. В комнате как будто стало еще темнее.

Причмокивание за занавеской возобновляется.

Смена кадра.

7. Инт. День. Больничная палата

Комнату наполняет солнечный свет. На складном столике у стены – ваза со свежими цветами. Джека Уинтерса в палате нет – он на одной из своих процедур, его кровать аккуратно застелена. У постели Луиса сидит доктор Хаббард, вертит в руках трубку и внимательно слушает. Луис меряет шагами комнату. Поверх его пижамы надет халат, но на голове все еще повязки, взгляд взволнованный. Он жестикулирует, торопливо и сбивчиво говорит что-то, почти как безумный.

Луис. Давайте предположим, что я и правда что-то видел прошлой ночью. Просто предположим, хорошо? Предположим чисто теоретически, что я видел, что мне не померещилось. Мы можем допустить это хотя бы на мгновение?

Доктор Хаббард. Хорошо, Луис, допустим. Что ты видел?

Луис на секунду останавливается, обхватывает себя руками, словно от воспоминаний его пробрала холодная дрожь.

Луис. Ну, это не был человек, но…