Система

– Девочки! – продолжал Вебер, быстрым шагом идя вдоль строя, пожимая руки и не уставая улыбаться. – Как бы ни прозвучало то, что я сейчас скажу, пожалуйста, поверьте, что я совершенно искренен! Я твердо знаю: каждая из вас в любой момент может переехать в зону А. Почему? Потому что каждая из вас – человек! А знаете, чем человек отличается от машины? Непредсказуемостью!

Между им и мной около пяти человек. Что делать?!

– Вы непредсказуемы, и вы свободны! Да, сейчас, на этом этапе вашего развития, вы против Системы. И не спорьте со мной, это так, иначе вы бы здесь не находились. И это ваш свободный выбор, я его уважаю. Но!

Три человека между нами. У меня перед глазами все плыло и дрожало, как в тумане.

– У вас есть и еще одна Свобода! Свобода изменить свою жизнь к лучшему! И начать надо с одной простой вещи. Эта вещь называется раскаяние. Каждая из вас в глубине души знает, почему она здесь оказалась. Кому-то из вас не хватило упорства и трудолюбия. Кому-то Доверия! Кому-то внутренней Свободы. А кому-то – Открытости. Каждая из вас на самом деле четко понимает, чего ей не хватает и почему она здесь. Вот вы, например, девушка! Я вижу на ваших глазах слезы! Это же не случайно. Это бьется ваше Открытое сердце! И это очень дорогие для меня слезы! Так скажите, почему вы здесь?

О Небо, так это он мне, что ли, говорит?!

В одно мгновение на меня нацелился десяток объективов. Делегация в полном составе остановилась поодаль. Вебер смотрел сквозь меня и улыбался. Из-за спины Вебера выглянула Марианна, сделала быструю гримасу: не то умоляющую, не то угрожающую, – и исчезла. Маленькая чернявая ассистентка подсунула мне под нос микрофон. Над одной из камер засветилась надпись: «On air» («В прямом эфире»).

– Итак, дитя! – заговорил Вебер тоном опытного Системника. – Ты раскаиваешься?

Я молчала.

– Говори же, не бойся! Ты среди друзей.

– Да, – сказала я наконец, с трудом разлепив губы. – Я раскаиваюсь.

Рев аплодисментов. Одним движением руки Вебер прекратил шум.

– А теперь скажи, в чем именно ты раскаиваешься? Что тебе хотелось бы изменить в прошлом? И какова твоя главная мечта?

Пытаясь унять дрожь в руках, я взяла микрофон. И тут меня прорвало.

– Это очень сложный и очень интересный вопрос, Макс, так вас, кажется, зовут? И я постараюсь ответить на него максимально точно.

Вебер удивленно посмотрел на меня в упор. Я успела заметить, что глаза у него разные, один как будто больше другого. Ассистентка что-то быстро спросила у него на ухо – видимо, остановить ли запись, – но он покачал головой отрицательно.

– Продолжайте.

– Да, я очень раскаиваюсь. Я раскаиваюсь в том, что жила как тупая овца в обществе лжи и насилия и искренне верила, что это и есть Общество Свободы. Это ответ на ваш первый вопрос. Второе – если бы я могла вернуть прошлое, я бы не дала отцу умереть и с его помощью сделала бы все что можно, чтобы навредить Системе как можно больше! И третье: моя главная мечта на будущее, которая, к сожалению, не сбудется никогда, – это увидеть, как ты сдохнешь!

И тут я на него набросилась.

В руке у меня был микрофон, и этим микрофоном я принялась наносить удары по ненавистному лицу, ненавистному носу, ненавистным глазам. В эти удары я вложила все, что у меня осталось – всю мою жизнь.

Накинулись люди, я почувствовала, как мне заламывают руки, потом я ощутила укол в плечо и потеряла сознание.

* * *

Очнулась я в полностью белой комнате. Страшно болели голова и предплечье. Боль в плече была чисто физической, наверное, от укола или меня просто сильно ударили по руке. А вот голова болела надрывно, издевательски, так, как будто в левую половину лба и аж до затылка вставили сверло и медленно так, иезуитски, периодически его проворачивали.

Но несмотря на боль в голове, сознание мое было абсолютно ясным – я прекрасно помнила, что произошло. И не понимала, почему меня оставили в живых.

Где я вообще?

Я осторожно повернула голову и огляделась. Ого. Это отнюдь не лазарет в зоне Е. Совсем наоборот.

Помещение, в котором я находилась, было чем-то средним между больничной палатой и номером в отеле категории А. Рядом с моей кроватью стояла капельница, именно она навела меня на мысль о больнице. Одну стену почти полностью занимало огромное окно в пол. Приглядевшись, я поняла, что красивый вид из него – скалы, зелень и водопад – был, конечно, не настоящим.

Я лежала у стены напротив окна. У моей кровати, очень, кстати, мягкой и удобной, стоял красивый круглый белый столик, на нем находился стакан с какой-то прозрачной жидкостью и салфетка. Между мной и окном помещался диванчик, кресла и какие-то приборы не ясного мне назначения.

Сверло в голове решительно провернулось, провоцируя тошноту. Очень хотелось пить. Я застонала, села на кровати и ощупала себя. Руки-ноги целы, уже неплохо. Одета я была не в изодранное исподнее, которое носила в зоне Е, а в новую серую пижаму из какого-то теплого, синтетического, но очень приятного на ощупь материала.