Система Ада

Миша молчал, не чувствуя в себе других эмоций, кроме скрытой ненависти к собеседнику. Зотов слишком долго жил под землей взаперти и отвык думать, что человеческая мысль может легко воспарять над проблемами одного, отдельно взятого термитника.

- Удавил я Федор Федорыча, своими руками удавил братишку. Больно зарываться стал.

- Какое условие?

- Будешь ты у меня заместо Дудко. И фамилия у тебя будет не Шмидт, а Дудко. Чтоб этим дуракам твоим не переучиваться. Отдаю тебе полцарства. Будешь есть досыта, пить допьяна. Будешь, значить, богом у них. А у меня - товарищем. И Катька твоя при тебе всегда будет, и сынок твой. Вообще любая баба, какую пожелаешь. Играть с тобой дальше в войну будем. Жить вечно станешь, прям как я... Что молчишь-то?

- Нет, - как-то сразу, помимо воли вырвалось у Михаила.

Его почти не удивило это предложение. О свободе не могло быть и речи. Но предложение привилегированной несвободы было вполне естественно. Его совсем не задело это "будешь ты у меня". Высший придворный чин "собутыльник его величества". Но можно было подумать, как использовать новое отличное положение в свою пользу. Имея в распоряжении половину загадочных ресурсов этого мира, имея людей и вместе с Катей... Однако проклятый язык брякнул - нет.

Миша догадывался, что жить ему снова остается не очень долго, что Дормидонтыч быстро его укоротит. Но он слишком устал бороться, чтобы бояться за свою никчемную жизнь. Оставалась Катя, хрупкая, доверившаяся ему Катя, которую он просто любил, которую он чувствовал действительно как плоть от плоти своей. Оставался неповинный ни в чем младенец, не его, покойного Сашки Савельева сын, но Шмидт твердо велел себе стать ответственным и за это существо. Что будет с ними, если он так глупо откажется от предложения Зотова?

- Нет, значить? - переспросил Зотов.

- Нет, - тихо повторил Шмидт. Они оба тяжко вздохнули, придавленные обстоятельствами даже им самим непонятной необходимости.

Миша не знал, что его женщина, погрузневшая, подурневшая, находилась в это время совсем неподалеку, чуть ли не в соседнем гроте. Напряжение скоротечных родов посадило ей зрение, и теперь она носила дурацкие круглые очочки, минусовые линзы которых ей подошли. Она кормила грудью безымянного пока ребенка, потому что не могла не делать этого.

Она не была уверена, и эта неуверенность страшила ее больше всего на свете, что вскоре не убьет этого младенца вместе с собою. Тоже проклятые обстоятельства.

Старый Зотов долго боролся с сомнениями, но странная, давно забытая тоска велела ему приказать привести сюда Катю вместе с новорожденным. Младенец как младенец. Конвейер гротов быстрого времени произвел их уже тысячи за все эти годы. Тысячи обреченных на труд или войну. Но этот пускающий пузыри, завернутый в самое чистое в пещере одеяльце мальчик был, оказывается, его праправнуком. За своей нудной вечностью Иван Васильевич Зотов уже забыл о таком чуде собственного частичного перевоплощения. Надо же - праправнук.

- Как назвать решила? - спросил он Катю, не сводя взгляда с мирно спящего человечка.

- Ванечкой. Иваном, - спокойно ответила она. - В честь вас, прадедушка.

Что-то совсем непонятное засвербило у него в носу, защипало в глазах. Он отвернулся.

- Иван Васильевич, - тихо позвала Катя, Зотов сидел, сильно сгорбившись, уставясь в пол, точно местная пещерная глыба, недоделанная подземным скульптором и небрежно задрапированная в грязный заношенный рабочий халат.

- Иван Васильевич, вы меня слышите? Вы не успеете отнять у меня малыша. Потому что я смогу очень быстро придушить его. А потом я покончу с собой. Мне уже не боязно это сделать. Достали вы уже. Не хочу я больше так жить. Вам ясно, прадедушка? И вы подохнете, Иван Васильевич, обязательно подохнете. Сами же мне сказали, что пришили Дудко. Значит, вы не бессмертные, обыкновенные гребаные долгожители, да? А я вас еще помучаю. Мы с Ванечкой будем являться вам по ночам. Хотя по каким ночам? Тут . всегда ночь. Мы будем постоянно маячить у вас перед глазами. Вы создали этот ад? Так он вас и доконает.

- Что ты хочешь? - наконец подал он голос. - Оставь Ванечку в живых, расти его, черт с тобой. Скажи, что ты хочешь?

- Я хочу, чтобы вы велели своим гонцам вывести нас отсюда. Меня с сыном и Мишку Шмидта. Еще Гагарина, тетю Дашу и всех сумасшедших из психиатрического грота. Рувку Рабиновича, врача. Буревестника Макарова, Мишкиного приятеля. Равиля Кашафутдинова из дудковского войска... Хотя... я не знаю, я слишком много прошу. Но меня с ребенком и Шмидта. Вывести наружу из пещеры. Я знаю есть выход у деревни Мочилы. Туда каждую неделю ваши шестерки ходят.

- Хорошо, - кивнул Иван Васильевич. - Дай мне немного времени, и я решу. Не делай пока ничего.

- Ладно. Идите, решайте. Мне нужно ребенка кормить. Даю вам немного времени. Через некоторое ? время, если мы со Шмидтом не пойдем к выходу, я... i-ну, вы поняли.

- Да.

Зотов продолжал внимательно разглядывать Мишу. Тот стоял, ссутулившись, уже готовый ко всему плохому.