Система Ада

Сегодня они растаскивали кучу, наваленную вчера. Завтра понесут в обратном направлении. Какая в этом заключается философия, понятно. А вот надежда заключалась только в том, что от камней при их кидании отлетала крошка, а значит, когда-нибудь камни обратятся в пыль. Люди же к тому времени наверняка обратятся в прах.

— Мишка, ты задумывался над тем, что нас не назначают в караул? прошептал другу Савельев под грохот швыряемых камней.

— Ну.

— Караулят ребятишки из экипажа революционных стражников. Но там такие же мудаки, как эти, только вооруженные и с фонарями.

— Ну.

После побоев у Шмидта раскалывалась голова, мучительно ныла поясница, а мысль предательски тянулась к нарам, покрытым вшивыми матрасиками, где можно так чудесно провалиться в забытье, в свободный мир грез, солнца, зеленой травы и бабочек.

— Давай сегодня на штыковой подготовке по моей команде дадим деру с винтовками.

Миша посмотрел на него, скривив физиономию, и ничего не сказал.

— Вот. Рванем в какой-нибудь штрек, а оттуда в неосвещенный коридорчик, пока не наткнемся на часового. Заколем его, возьмем фонарь, настоящее оружие и будем выбираться отсюда к чертовой матери.

Они в молчании подошли к куче А, возле которой бдил Чайковский, вернулись с камнями к куче Б и продолжили диалог.

— Саш, ну куда мы рванем? Подумай сам. Или пристрелят, или заблудимся одно из двух.

— А что тут бульники таскать и вшей кормить, пока не сдохнем? Савельев чуть не повысил голос.

— Нет, конечно, ну… я не знаю. А Катька?

— Что Катька?

— Надо ее найти и вместе бежать. — Шмидт пожал плечами, словно подсказал соседу по парте самое очевидное решение задачи.

— Где ее искать? А Рава, а Ваську тоже найти?

— Что-то мало задорного огня, не вижу трудового порыва, — вдруг в молчаливом каменном грохоте подал голос буревестник Чайковский. По всей видимости, он почуял приближение начальства. — Ну-ка, впередсмотрящие Орешко и Самсонов, решительной поступью ко мне!

Двое бросили свои камни на полдороге и поспешили на зов.

— Задорного огня! — мрачно и грозно потребовал Чайковский.

Орешко и Самсонов натужно запели:

Солнышко светит ясное.
Здравствуй, страна прекрасная,
Молодые зотовцы тебе шлют привет.

В мире нет другой
Родины такой!
Путь нам озаряет, точно утренний свет,
Знамя твоих побед.

Шмидт даже позабыл про боль и апатию, остановился, открыв рот. Но остальные забегали быстрее, и ему поневоле пришлось тоже прибавить шагу. Подошел и встал, довольно скрестив руки на животе, капитан Волков.

Простор голубой,
Волна за кормой,
Гордо реет над нами
Флаг отчизны родной.

Вперед мы идем,
Назад не свернем,
Потому что мы Зотова имя
В сердцах своих несем!

— Хорошо работаете! Ударно поете! — похвалил свой экипаж Волков. Завтра все пойдем на выставку достижений народного хозяйства…

Саша и Миша удивленно переглянулись.

— Наши доблестные эти… ну, в общем, на страже мира и труда задержали опасных дудковских выродков, матерых шпионов, которые понесут заслуженную революционную кару. Мудрое командование организовало выставку дудковской шпионской аппаратуры и оборудования, чтобы все, в том числе и мужественные защитники, знали, с каким коварным врагом нам приходится иметь дело.

Саша и Миша переглянулись еще более удивленно и испуганно — опять шпионы. А может, это Василий с Равилем?

После, как обычно, скудного обеда капитан объявил перекур и сам закурил. Его экипаж был отведен Чайковским, как было принято здесь, в подземелье, молча и без песен, в грот камнетаскания и усажен вдоль стены для перекура. Сигарет не было ни у кого, наверное, никому из впередсмотрящих их иметь и не полагалось. Все просто заснули.

Выбираться, выбираться, выбираться. Как, как? Мысли складывались в тщедушный и неподвижный червячок вопроса.

Потом Михаилу приснилась Катя. — Что ты на меня так смотришь? спросила она.

И он не знал, что ответить. Он вообще не знал никаких ответов.

— Геройский экипаж, в две несокрушимые шеренги становись!

Их повели в грот для штыковых упражнений. Дорога была уже знакомой. По длинному освещенному штреку, потом налево в неосвещенный. У поворота на стене небрежно намалевано краской «СМЕРТЬ», потом одно слово закрашено и «ДУДКО». Чего ж там уничтожила цензура? Какое же ругательство не годится даже в эпитеты врагу? Да какая разница.

Перед темным проходом младший командир впереди и старший позади колонны в тридцать человек зажигали фонарики. Осветительные приборы имелись и у часовых, это было известно. Имелись у них и заряженные автоматы — у кого ППШ, у кого устарелые АК, а у кого даже экзотические «шмайссеры». Но все равно савельевский план пока казался безумием. Бежать-то куда?