Пальба велась беспорядочно. От выстрелов своих в ушах стоял беспрерывный звон, как в лесу, полном гигантских комаров. Выстрелы противника доносились так, словно вдали этот сухой комариный лес уже подпалили.
Сапог справа отполз куда-то в сторону. Миша испугался одиночества. Одному ему точно скоро быть убиту.
— Сашка! — негромко позвал он.
Никто не отозвался. Он пошарил рукой слева от себя. Ткнулся, кажется, кому-то в лицо. Но человек не отреагировал. На пальцах осталось что-то липкое, чуть теплое. Через минуту и ему самому приступать к терпеливому процессу гниения. Труп, боже, труп! Все это взаправду.
— Героический экипаж! — раздался голос капитана Волкова. — Зарядить! Приготовиться! По моей команде все встаем и даем разом мощный залп из всех стволов.
Раздался общий треск перезаряжения. Миша решил, что пока он лежит и пули свистят над головой, то еще некоторое время поживет.
Когда последовали команды «встать» и «пли», он остался лежать. Звук был совершенно оглушительный. С той стороны тоже последовал залп. На Мишу с тонким криком тяжело и бессильно рухнуло человеческое тело. Он брезгливо выполз из-под него и принялся молиться, принялся просить:
— Господи, господи, господи…
Стоны слышались со всех сторон. Волков велел снова приготовиться. По его команде раздалось только два выстрела.
— Бойцы! — воскликнул капитан. — Что случилось? Вы убиты?
В другом невидимом конце штрека отчетливо послышалось:
— Героический отряд! В атаку вперед! В штыки зотовских агрессоров! За родину, за Дудко! Ура!
Зотовским агрессорам уже не надо было ничего командовать. Миша всегда удивлялся, видя в фильмах о природе, как огромные стаи океанских рыб дружно и быстро все вместе меняют направление движения. Инстинкт. Сейчас у всего, что осталось от экипажа, инстинкт сработал так же, и ничего удивительного в этом не было. Все поднялись и побежали назад, спотыкаясь в темноте, натыкаясь друг на друга и на трупы, попадая штыками в товарищей.
За поворотом уже виднелся освещенный штрек и бежать стало легче. Впереди тряслись военные силуэты, сзади слышался топот, а совсем далеко металось по узким кишкам земли, усиливалось и приближалось страшное дудковское «ура».
Когда все вырвались на свет, оказалось, что забег возглавляет капитан Волков. Он был без фуражки, по виску его текла кровь, а глаза выражали безумие. Он на секунду растерялся, выбирая направление — направо или налево и рванул налево, в сторону казармы.
Дудковцы же добрались до поворота, и контуры последних удирающих стали им очень хорошо видны. Раздались выстрелы. Пуля ударила в спину солдатику, бежавшему рядом с Мишей, и тот беззвучно распластался на полу носом вперед. Шмидт прибавил ходу. Савельев был жив и опережал его.
— Ни шагу назад, бесстрашные бойцы! Впереди стояли двое часовых, направив в отступающих стволы ППШ. Один из них выпустил короткую очередь. Перед ногами Волкова пробежали фонтанчики пыли. Он нелепо затормозил, отклячив задницу и растопырив руки, растерянно бормоча:
— Ни шагу… ни шагу…
На него кто-то наткнулся, оба упали. Об них стали спотыкаться. А сзади в штрек уже высыпали дудковцы. Миша оглянулся. Враги были не монстрами, а такими же малоупитанными людьми в синей с белым форме, с такими же винтовками.
Несколько дудковцев опустились на одно колено, вскинули оружие.
— Ни шагу назад! — заорали зотовские автоматчики. — В атаку на врага!
Раздались две очереди. Один солдат упал, схватившись за ногу, но тут же попытался подняться, другой выгнул простреленную грудь колесом и рухнул в последних корчах.
Тиски! Заградотряд!
— В своих, суки?! — услышал Миша собственный крик, поднял винтовку и сделал, не целясь, второй выстрел в сегодняшнем бою.
На переносице автоматчика вспыхнул огромный красный прыщ, он изогнулся, выпустив последнюю очередь в потолок и скрючился неподвижно у ног товарища. Второй автоматчик в недоумении посмотрел на упавшего и тут же был пригвожден остервеневшим впередсмотрящим Чугунко посредством штыка к стене.
Они бежали по мрачным коридорам до самой казармы, хотя их больше не преследовали. Дудковцев где-то остановили, или те остановились сами.
Савельев и Шмидт забрались на свои места на нарах. Миша зарылся в одеяльное тряпье с головой, тяжело, хрипло дыша и судорожно сжимая винтовку. Вот так по-детски, с головой под одеялом, — и все страхи уходят. Разумом он бы понял, что это глупо и странно, но разума не было, остался где-то там…
Непонятно, как он даже заснул, и его разбудила только команда строиться. С лицами в пороховой копоти, грязный и помятый, выстроился уцелевший экипаж.
Буревестник Чайковский вместе с незнакомым офицером принялись считать непострадавших. Оказалось семнадцать человек. Выходит, в первом бою за безымянную высоту, за безымянный, совершенно пустой коридор, экипаж уменьшился наполовину.
Затем отобрали оружие. У Михаила пальцы словно приплавились к винтовке, и Чайковскому пришлось приложить усилия, чтобы вырвать ее у Шмидта из рук.