Система Ада

Судьба представлялась девушке в виде желчного лысого старика, увенчанного пятнистым и бугристым черепом. Сидит этот вечный холостяк, специалист по термитам, и выдумывает дикие фантазии для своего маленького мирка бледных придурковатых существ. Вы будете зотовцы, и вот вам Зотов для этих безумных целей, а вы дудковские казаки, и вот вам Дудко. А вам, доблестным дезертирам грачевской армии, случайно попавшим в сей мир, как куры в ощип, особенно вам двоим, термит Миша и беременная на свою голову термитиха Катя, отдельный особый эксперимент «А ну-ка выберись». У вас одних сохранился инстинкт свободы.

Но на самом деле старик с лысым пятнистым и бугристым черепом умер с чувством вины на руках у Миши Шмидта. Петр Иванович не был никаким безумным фантастом, а всего лишь такой же жертвой, как все.

Катя догадывалась, ради какой цели здесь оставались даже те, кто мог выходить через страшно засекреченное отверстие на поверхность. Ради подобия бессмертия, которое давал заваленный каменной осыпью Реактор. Рожи у них у всех были довольно преступными. Должно быть, подземный мир обеспечивал им свободу от всех уголовных кодексов обычного мира людей. Эта свобода зиждилась на простом подземном кодексе: или вечная война и вечный труд, или скудные привилегии Системы Рая.

И при всем этом ни один из нестареющих обитателей большой Системы Ада не был застрахован от насильственной смерти. Мужики исправно убивали друг Друга, а женщины, исправно рожая новых термитов, быстро старились и умирали.

— Леночка, — как-то раз спросила Катя служанку, деля с ней шикарный завтрак, — а вот эти приближенные к Зотову мужики часто выходят на поверхность?

— Не знаю, — с улыбкой пожала плечами Лена, с аппетитом выедая серебряной ложечкой сваренное всмятку яичко. — Часто.

— А где они выходят на поверхность?

— В селе Мочилы. Ну там, говорят, неподалеку.

— А ты никогда не выходила?

— Вы что, Екатерина Игоревна? Там же нет жизни.

— В Мочилах?

— Нет, ну, на поверхности.

— А продукты откуда же, газеты, журналы?

— Не знаю, достают где-то. В Мочилах, наверное. Катя почувствовала, как ребенок, растущий в ее животе, вдруг толкнулся в первый раз. Ему уже хотелось на свободу, глупому. Его будущая мать так же толкалась, только в холодном каменном чреве земли.

— Лена, неужели тебе никогда не хотелось посмотреть, что там, в Мочилах?

— Не знаю, не хотелось. Мне тут хорошо. Меня все мужики любят, а рожать не надо. Хочется, правда, иногда… Меня даже сами Иван Васильевич и Федор Федорович любят. Я избранная божествами.

— Это какой Федор Федорович? Тот, стриженный ежиком?

— Да, Дудко Федор Федорович.

— Как Дудко?.. Они же с Зотовым враги.

— Нет, Екатерина Игоревна. Вы еще не знаете? Они друзья.

ГЛАВА 12

Общение с прадедушкой у Кати было минимальным. Ни она к этому особенно не стремилась, ни он. Пару раз она попробовала рассказать ему о той жизни, которую прожили его потомки, которая могла достаться и ему, но чувствовала, что пытается рассказывать глухому человеку.

Она никогда не принимала участия в почти ежедневных пьяных застольях, устраивавшихся в том гроте, где наигрывал магнитофон. Служанка Лена, другие женщины, мужики, приближенные к подземным властителям, пытались ее зазвать, но она неизменно отказывалась, ссылаясь на уважительную беременность.

Но зато она нашла нечто, заменяющее утраченный большой мир. Там, где она была рулевой Зотовой, была лишь политинформация по газете «Правда» сорокалетней давности. Там давно умершие корейские охотники на самолеты еще охотились, а давно истлевшие в гумусе металлурги еще перевыполняли план.

А здесь она попросила, и Зотов сам принес ей из своего логова целую кипу газет и журналов. «Известия», «МК», «Юность», «Новый мир», был даже один номер «Пентхауса» на русском языке и «Пари матч» — на французском. Катя жадно читала все от корки до корки. Она была губкой, высохшей, чуть вовсе не исевшей, жадно впитывавшей в себя любую информацию.

Девушка, в жизни не интересовавшаяся спортом, просто до слез радовалась замечательной игре Диего Марадоны на чемпионате мира по футболу 1986 года. Более поздней газеты «Футбол» не нашлось. Катя мысленно примеряла на себя наряды из журнала «Работница» пятилетней давности. Самым свежим изданием в этой кипе была газета «Московский комсомолец» за сентябрь 1993-го. Она читала о противостоянии Верховного Совета и Ельцина, точно зная, чем оно закончится, проклинала человеческую агрессивность и, вспоминая постоянное кровопролитие, творившееся в лабиринтах этой пещеры, с печалью понимала, что ее проклятия — не страшнее выдыхаемой ею углекислоты.

Она просила прадеда. Отдельно, вкрадчиво и ласково просила мужиков, завсегдатаев мочильского сельпо, принести ей свежих газет, но глухие ее не слышали.

— Хоть какой сейчас год, какое число, Иван Васильевич, миленький? Скажите, я умру без этого! — за- кричала она однажды в последней вспышке отчаяния.

— Какая тебе разница, глупая, — хмуро ответил! Зотов. — Жива, сыта чего еще?