Система полковника Смолова и майора Перова

Калибанов днём и ночью ходил по болоту со стрелками и собаками, два пса потонули в трясине, однако беглых так и не нашли. В рядах ВОХР поговаривали, что Калибанов, скорее всего, сам отпустил своих родственниц. Начальнику грозили неприятности, но началась война, про женщин забыли, охранников призвали в армию, а взамен в лагпункт прислали вчерашнего школьника Васю Цветкова. Капитан и Васю хотел сдать прожорливому мужику.

— Калибанов, зачем вы водили меня на болото? За что вы хотели меня убить?

— Когда я тебя водил?

— Что значит когда? Солнечным летним днём 1943 года.

— Никуда я тебя не водил.

— Калибанов, я Герой Советского Союза, а вы, между прочим, рядовой. Вы мне правду говорите, не отнекивайтесь. Чем я вам помешал на Мшаве?

— Вот дурацок! Да никуда я тебя не водил. Сейцас который год-то? Сорок второй. Декабрь сорок второго! А лето ещё не нацалось. Зимы от лета отлицить не может дурацок — божий быцок. Никуда я тебя стрелять не водил. Не успел ещё! До лета у нас пять месяцев! Живи пока! — захихикав, Калибанов пошёл получать задание в штаб, расположенный в большой землянке. Он был незаменимым отважным бойцом, неоднократно умирал за Родину, всякий раз проявлял сознательность и просился с Того света на линию фронта.

Глава четвёртая

Погодные условия были хорошие, местами небольшие облака. Авиатор Летягин преследовал на своём ишачке немецкий бомбардировщик. «Юнкерс» избегал вступления в бой, видимо, расстрелял весь боекомплект. Сделав удачный манёвр, Летягин нажал на гашетку и отчётливо увидел, как пули огненной трассой ушли в цель и вспороли фюзеляж вражеского самолёта. Летягин недоумевал: «Юнкерсу» пора было заваливаться на крыло, а он, как заколдованный, продолжал следовать прежним курсом.

Немец резко снизил высоту и с ходу отбомбил Вдули, Поглёздово и Гниловец. Видя, что ШКАСами калибра 7,62 достать противника не представляется возможным, разъярённый Летягин решил уничтожить фашиста ценой собственной жизни и храбро пошёл на таран. «Юнкерс» не пытался увильнуть. Самолёты сближались. За секунду до столкновения Летягин увидел во вражеской кабине обер-фельдфебеля Грюндера за штурвалом, а на месте стрелка-радиста — того самого, грустного и красивого, кому бабушка Лукерья Ильинична Летягина зажигала огонёк на Пасху в красном углу резного дома в Шиловой горе Славитинского сельсовета. Таран не получился: «Юнкерс» исчез, растворился в новгородском небе. Летягин, отложив смерть до лучших времён, развернул плитку шоколада и полетел на базу.

В жарко натопленной избе Фаня Ливензон плакала над Толстым: враг был на подходе, Ростовы выезжали из Москвы, Наташа укладывала вещи — одной рукой придерживала распустившиеся волосы, другой давила на ковры. Фанечка всё это видела в мелких деталях. Раньше она читала роман отстранённо, теперь война, раненые, смерть и любовь вторглись в Фанину жизнь и сделали её саму героиней романа. Безродный курносый Алёшка, конечно, ничуть не походил на толстовских аристократов (хотя, как и Болконский, был маленького роста) , но всех в отряде поражал своей безмятежной отвагой. С Демьяном Калибановым они ходили на самые сложные задания, бесплотными тенями просачивались на оккупированную территорию, снимали часовых, минировали мосты и железнодорожные пути, взрывали склады с боеприпасами. Калибанов берёг напарника, в опасные места совался вперёд Алёшки, однако ничего плохого с ним не случалось — на месте оторванной руки у него тут же вырастала новая, из ревущего пламени он выходил живой и невредимый. Алёшка старался не удивляться, считал, что все происходящие с Калибановым странности — не более чем его собственная галлюцинация, вызванная действием марафета, короче, всё списывал на кокаин.

— Демьян Власьевич, в чём смысл вашей жизни? — разомлев от ста граммов, спрашивала Анна Гермогеновна.

— Смысл моей жизни — в выполнении указов полковника Смолова и майора Перова. Я вклюцён в систему перековки и перестановки.

— В чём смысл этой системы, Калибанов?

— А не моего ума дело!

— Как это?

— Меня буржуи наукам в детстве не уцили. В пять лет в шахту спускали, я там вагонетку возил.

— Демьян Власьевич, зачем вы врёте? Вы из зажиточной семьи, у вас был любящий отец, добрые родственники.

— Полковник Смолов мне отец родной.

— А выглядите как ровесники, будто в одно время родились.

— Времени нет.

— Кого вы любите, Калибанов?

— Люблю Родину.

— Из людей кого любите?

— Родину люблю. Целовека — нет.

— Как можно любить Родину и не любить человека? Ведь Родина — это люди.

— Мало порядоцных. Некого любить.

— Калибанов, мне кажется, что в глубине души вы незлой человек.

— Души нет. Есть партийное сознание.

— Как вы думаете, что нас ждёт после войны?

— Меня ждёт жизнь вецная здесь, на земле, поскольку я незаменимый кадр.

— А меня?

— Вас отправят в избушецку на горке, будете ребяток нянцить, цаёк пить. За заслуги перед Отецеством.

— Каких ребяток?

— Невинно убиенных, андельцев. В андельском приюте трудовую книжецку оформят.

— Спасибо на добром слове. Демьян Власьевич, расскажите, как вам удалось в одиночку выбить немцев из Замошки?