Читаем Система полковника Смолова и майора Перова полностью

Офицеры с собаками отправились в лес загонять зайца. Барон, окаменев от напряжения, замер на краю поля, поднявшаяся метель превратила его в белую статую с ястребом на руке. Тявкали спаниели, офицеры улюлюкали и распевали во весь голос «Майский жук, лети!». Из ольхи выскочил толстозадый русак, Хейно взмыл над заснеженной пустошью. Ястреб приготовился ринуться вниз и нанести сокрушительный удар косому, но вдруг почему-то стал кругами подниматься вверх. «Хейно, вас махтс ду?»[9] — изумлённо прошептал барон.

Ястреб летел за белым голубком с полевой сумочкой — в ней было важное донесение, подробные координаты. Почтарь бил крылышками, спешил в Херово к Гермогену Ивановичу и радисту Петрову, а за ним на страшной скорости неслась фашистская птица: немедленно перехватить связного!

Нот, Зефир, Борей задули со всех сторон, голубок с трудом противостоял силам природы неприятеля. Ястреб набросился на почтаря, он хотел в клочья разорвать его вместе с координатами, но с моря повеяли стрелами внуки Стрибога и отогнали любимца вражеских стихий.

После захлебнувшейся атаки поражённый неудачей ястреб снизился до малых высот, приметил зайца, ринулся на него, схватил когтями, долбанул клювом по голове и стал терзать грудную клетку, чтобы поскорей добраться до ещё бьющегося сердца.

Хейно хмуро принимал поздравления с удачной охотой от офицеров и спаниелей. Он слышал, как в рощах хохочут над его бессильной яростью Сирин, Гамаюн и Жар-птица. В решающий момент они находились в состоянии полной боевой готовности и вылетели на подмогу связисту, но внуки их опередили.

Почтарь добрался до Херово, его головка была в крови, сломанная лапка висела на тонкой коже. Гермоген Иванович передал радисту доставленные координаты. Через несколько минут их узнали на наших зенитных позициях. На следующее утро Рёконскую пустынь накрыл шквал огня. Потомок крестоносцев и Хейно погибли. Агафья Фёдоровна спаслась — она в монастырском подвале вырезала глазки у картошки. Голубок поправился — Калибанов до краёв налил крылатому связисту.

Глава седьмая

С Рёконьки в штаб Жемойтеля вернулись с задания только сапёры и радист Петров. В районе деревни Сутоки геодезическая служба попала под огонь «Юнкерса». Этот «Юнкерс» хотел во что бы то ни стало покончить с разведчиками, которые укрылись в небольшом леске: ревел над головой и сбрасывал свои килотонны. Летягин с птицей Гамаюн, похожей на пушистого дикобраза, не могли с ним ничего поделать. Свободно маневрирующей парой они вели боевые действия на малых дистанциях и виражах, мастерски срывали атаки противника. Гамаюн делала развороты «блинчиком», затем дерзко уходила в петлю Нестерова. Летягин менял направление полёта и за счёт кинетической энергии набирал высоту. Предвосхитив маятниковое патрулирование Покрышкина, пара сдвинулась в сторону от солнца и выстроилась «этажеркой». «Юнкерсу» удалось уйти из-под удара птицы, но он немедленно попал под огонь Летягина. Однако вражескому самолёту ничего не делалось, словно заколдованный, он продолжал манёвры.

Расстреляв весь боекомплект, пара разомкнула боевой порядок и полетела на базу. «Юнкерс» выиграл господство в воздушном пространстве над Глуховым, Болотницей и Сутоками. Калибанов белкой забрался на вершину сосны, он решил сбить «Юнкерс» из винтовки. Вражеский бомбардировщик вошёл в режим пикирования, его неубирающиеся шасси были похожи на выпущенные когти, радиатор напоминал раскрытую акулью пасть. С диким воем «Юнкерс» стал выходить из пике, готовясь забросать бомбами отряд геодезиста. «Ну, завёл свою шарманку, лапотник, подставляй брюхо, фашист, сволота», — прошипел Калибанов. Дождавшись, когда пикировщик подвиснет на выходе, Демьян Власьевич прицельно жахнул в мотор и баки. «Юнкерс» завалился на бок, но выровнялся, снизился до верхушек елей и на бреющем полёте стал херачить из бортового оружия по одиночному бойцу на ветке. Бывший начальник Мшавы видел сидящих в кабине «Юнкерса» стрелка и авиатора. Он потрясал винтовкой и кричал: «Я его сын, а ты голошмыга, нет тебе амнистии, сейцас в гудок тебе втетерю!» Самолёт с рёвом кружил над самозванцем, тарахтел MG-15, но Калибанов оставался невредим.

— Мне кажется, что Демьян Власьевич слишком много на себя берёт, — сказала сыну слабеющая Анна Гермогеновна. — Васенька, мне очень грустно прощаться с тобой и с собой.

— Мамочка, Демьян Власьевич отвлекает неприятеля, нам надо уходить.

— Иди, я с Калибановым останусь. У меня нет сил. Помогай Валентину Ивановичу. Он совершенно необходим на фронте.

Геодезист дал приказ идти лесом. «Калибанов, я вам доверяю самое дорогое, что у меня есть», — тихо сказал Цветков, всё равно в диком рёве его бы никто не услышал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза