Таким образом, человек ни на одно мгновение не бывает свободным в своей жизни; им всегда неизбежно руководят реальные или фиктивные выгоды, которые он связывает с предметами, возбуждающими его страсти. Эти страсти необходимо присущи существу, которое постоянно стремится к счастью; энергия их необходима, так как зависит от его темперамента; темперамент его необходим, так как зависит от физических элементов, входящих в состав его организации; модификации этого темперамента необходимы, так как являются неизбежными, неустранимыми следствиями того способа, каким беспрестанно действуют на нас физические и духовные явления.
Несмотря на все эти столь бесспорные доказательства несвобода человека, защитники учения о свободе воли, может быть, все еще будут настаивать на своем тезисе. Нам скажут, что если предложить кому-нибудь пошевелить или не пошевелить рукой, то есть совершить так называемое безразличное действие, то окажется, что человек здесь явно властен в своем выборе и, значит, свободен. Я отвечу, что и в этом случае, на что бы ни решился испытуемый нами человек, его поступок нисколько не докажет его свободы. Вызванное спором желание доказать свою свободу станет в данном случае новым повелительным мотивом, который побудит волю этого человека к тому или другому из этих движений. Думая, будто его воля свободна, он заблуждается, потому что не замечает истинного мотива, побуждающего его действовать, а именно желания убедить меня. Пусть в пылу спора, настаивая на своем, он спросит меня: не властен ли я над собой настолько, чтобы выброситься из окна? Я отвечу отрицательно: пока он в своем разуме, нет основания думать, чтобы желание доказать мне свою свободу стало достаточно сильным мотивом и заставило его пожертвовать жизнью. Если же тем не менее мой собеседник, желая доказать мне, что он свободен, выбросился бы из окна, я не заключил бы на основании этого, что он поступил свободно, а лишь сделал бы вывод, что необузданность его темперамента довела его до этого безумного шага. Помешательство зависит от разгоряченного состояния крови, но совсем не от воли. Для фанатика или героя так же естественно бравировать смертью, как для флегматика или труса избегать ее. Вся разница между человеком, которого выбрасывают из окна, и человеком, который сам из него выбрасывается, заключается лишь в импульсе, приходящем в первом случае извне, а во втором изнутри, из самого организма решившегося на этот шаг человека. Муций Сцевола, держа руку над горящими углями, был понужден к этому странному поступку внутренними мотивами, толкавшими его на это так, как если бы несколько сильных людей удерживали его руку в этом положении. Гордость, желание поразить, удивить и запугать врага своим бесстрашием, отчаяние и так далее были своего рода невидимыми цепями, как бы привязывавшими его к горящим углям. Таким же образом любовь к славе, пылкая привязанность к отечеству заставили Кодра1 и Деция2 пожертвовать собой ради своих сограждан. Точно так же индус Калам3 и философ Перегрин (4) вынуждены были сжечь себя, желая вызвать изумление всей собравшейся смотреть на это Греции.
Нам говорят, что свобода - это отсутствие помех, которые могли бы препятствовать нашим поступкам или упражнению наших способностей. Нас уверяют, будто всякий раз, когда, пользуясь этими способностями, нам удается добиться поставленной цели, мы свободны. Но в ответ на это достаточно указать на то, что появление или устранение препятствий, побуждающих нас или мешающих нам действовать определенным образом, зависит не от нас. Мотив, заставляющий нас действовать, в нашей власти не больше, чем препятствие, останавливающее нас независимо от того, находятся ли этот мотив и это препятствие в нас самих или вне нас. Я не властен над мыслью, которая приходит мне в голову и определяет мою волю; эта мысль вызвана какой-нибудь совершенно независимой от меня причиной.