Однако надо сознаться, что многочисленность и разнообразие причин, часто действующих на нас без нашего ведома, делают невозможным или по крайней мере очень трудным делом добраться до истинных мотивов наших собственных поступков и тем более поступков других людей. Эти поступки часто зависят от столь мимолетных или столь далеких от своих последствий причин, которые так мало сходны и так мало связаны с ними, что необходима исключительная проницательность, чтобы вскрыть такие причины. Вот что делает столь трудным изучение духовной жизни человека. Вот почему его сердце - это бездна, глубин которой мы часто не можем измерить. Мы вынуждены поэтому довольствоваться знанием общих и необходимых законов, управляющих человеческим сердцем; законы эти одни и те же у всех людей и видоизменяются лишь в зависимости от особенностей их организации и ее модификаций, которые не бывают и не могут быть строго одинаковыми. Нам достаточно знать, что всякий человек в силу своей сущности стремится к самосохранению и счастью. Если нам удастся понять это, то, каковы бы ни были поступки человека, мы никогда не обманемся относительно их мотивов, ибо доберемся до первого принципа, до общего и необходимого двигателя всех наших желаний. Конечно, за недостатком опыта и рассудительности человек часто ошибается в выборе средств, ведущих к указанной цели. Случается, что эти средства нам не нравятся, будучи невыгодны для нас; бывает, наконец, что они кажутся нам бессмысленными, потому что удаляют человека от цели его стремлений. Но, каковы бы ни были эти средства, их целью всегда необходимым образом является реальное или воображаемое, длительное или мимолетное счастье, соответствующее образу жизни, чувствам и взглядам данного человека. Не зная этой истины, большинство моралистов писали скорее роман, чем историю человеческого сердца. Они приписали его действия вымышленным причинам, не сумев открыть необходимых мотивов его поведения. В том же неведении находились политики и законодатели. Вернее, надо сказать, что обманщики предпочли реальным побудительным силам воображаемые. Они предпочли запугать людей всякого рода страшными призраками, чем вести их к добродетели дорогой счастья, столь соответствующей естественной склонности человеческих душ. Ведь заблуждение никогда не может быть полезно человеческому роду!
Как бы то ни было, в мире физических явлений мы различаем - или думаем, что различаем,- необходимую связь следствий с их причинами отчетливее, чем в человеческом сердце. Так, мы во всяком случае наблюдаем, что, если обстановка сходна, видимые причины всегда производят одни и те же видимые действия. Благодаря этому мы без всякого колебания считаем физические явления необходимыми и в то же время отказываемся признать эту необходимость в актах человеческой воли, источник которых без всякого основания искали в каком-то двигателе, действующем в силу собственной энергии, способном видоизменяться без помощи внешних причин и отличном от всех физических и материальных существ. Культивирование почвы основывается на вытекающей из опыта уверенности, что мы можем заставить возделанную и засеянную известным образом землю, обладающую к тому же требуемыми качествами, дать нам зерно и плоды, необходимые для нашего существования или приятные нашему вкусу. Если смотреть на вещи без предвзятости, то можно заметить, что в духовной области воспитание есть не что иное, как культивирование духа, и мы можем с уверенностью сказать, что душа подобно земле в зависимости от своих природных склонностей, от ее возделывания, от брошенных в нее семян, от более или менее благоприятных для их созревания условий произведет пороки или добродетели - эти моральные плоды, полезные или вредные обществу. Нравственность есть наука об отношениях, существующих между умами, волями и поступками людей, подобно тому как геометрия есть наука об отношениях, существующих между телами. Нравственность была бы химерой, если бы она не основывалась на знании мотивов, которые должны необходимым образом влиять на волю людей и определять их поступки.