Советский «образ врага» скрывал в себе амбицию слияния с Европой. В годы Горбачева они вырвались в утопический запрос, разрушительный для его медлящего реформизма. На рубеже 1980– 1990-х страх и недоверие к миру обернулись утрированным доверием к Западу с запросом на моментальную помощь. Внутри его содержалась скандальная для советского человека
В начале 1990-х годов страна желала организации извне, силами Европы. Момент был недолог, но важен. Россия готовилась воспринять финальную форму реорганизации пространства, избавляющую ее от «кеннановской» неуверенности. Союз Европы с Россией ментально упразднял бы западную границу, конституирующую для русского оборонного сознания. Опасаясь себя, страна хотела, чтобы на ее пространство была наложена внешняя сетка надежных скреп, но не получила такого предложения.
Европа, объявив себя империей нормы, нормальности и права, возвела разницу в непреодолимый рубеж. Недотянутая президентом Медведевым идея «единого евроатлантического пространства» осталась непонятой даже для Евроатлантики. Идея общего пространства норм, где исчезает граница в ее старинно-русском, травмирующем смысле. Неудача травмировала Кремль дополнительно.
Россия откатилась к уязвленности и новой попытке построения обособленного «контревропейского» пространства. В этом откате заложена ревизия. «Уходя» из Европы, России надо «унести» побольше Европы с собой. Так, чтобы внутренняя территория стала достаточной для России «внутренней Европой». Так можно снова выстраивать новое евразийское или европейское (разницы в этом нет) –
Оттого любые территориальные компенсации для нас иллюзорны, фиктивны. Завышая ценность приобретения Крыма, ему придают символический вес всего утраченного европейского. Казахстан, Приднестровье, Белоруссия, Крым – лишь фантомные компенсации за похищенную у России Европу. Нам в России нужна Европа – как континуум неразрывного пространства «русского человечества».
Но что строить? Прежняя русская идея европейского человечества для нас уже невозможна – ни в форме коммунизма, ни в форме империи преемников Петра Великого. Россия пошла на смертоносный трюк: попытку собирать земли, не собрав даже прошлой русской культуры. «Сперва территории, потом (та или иная) идея» – так не бывает, и из собирания территорий идея не явится. Необходим новый универсальный мотив.
Глава 9
Глобальный режим антироссийских санкций
Антироссийские санкции, начавшиеся после отнятия Россией Крыма у Украины, встретили со стороны Москвы ответ. К настоящему времени они развернулись в международный режим глобальных масштабов. Режим санкций взбодрил российскую внутреннюю политику, вернув ее в естественное экстремальное состояние. Размен ударами и контрударами, показные и реальные переориентации стратегии в Евразии позволяют видеть в режиме санкций долговременную форму мирового порядка.
Политика санкций с московскими «антисанкциями» вместе образуют глобальный
Путин (на прямой линии) ясно сформулировал правило чрезвычайности для Системы РФ:
Вот ясная формула использования экстремальности Системой РФ. Здесь она объединена с презрением Команды Кремля к любым нормативным режимам, которые ее ограничивают. Санкции оценивают вне связи с нарушенной нормой – полемика вокруг последней исключена. Санкции восприняты Москвой как полезный климатический сдвиг, вроде global warming, улучшающего условия навигации за Полярным кругом.